Детективы Фридриха Глаузера, за исключением Чаепития трех старух, объединены образом вахмистра бернской кантональной полиции Якоба Штудера (Wachtmeister Jakob Studer). Создание этого образа — несомненное достижение Глаузера. Штудер живее, противоречивее и человечнее своих именитых предшественников – Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро или комиссара Мегрэ. Он — обыкновенный человек, с массой слабостей и недостатков. Его отличает только способность вживаться в ситуацию и подбирать ключи к сердцам людей. Внешне Штудер совсем не похож на своего создателя, но его внутренний портрет схож с обликом Глаузера. Оба они аутсайдеры, только Штудер аутсайдер неявный, затаившийся, на службе в полиции он вроде бы лишь для заработка, на деле же служит внутреннему закону — совести. Роль оперативного работника уголовно полиции дает ему возможность незаметно вносить коррективы в отправление официального правосудия, наказывать зло и давать торжествовать добру и справедливости.
Глаузер наделил своего героя отличной профессиональной подготовкой. В молодые годы Штудер участвовал в международных конгрессах криминалистов, у него много знакомых и друзей среди известных детективов, он в совершенстве владеет французским и итальянским языками. Положение Штудера в полицейской иерархии — всего лишь вахмистр! — никак не соответствует его опыту и способностям. Чтобы устранить это противоречие, Глаузер вводит в биографию сыщика один важный эпизод, о котором упоминается в каждом романе: когда-то Штудер был комиссаром столичной полиции, но в расследовании одной банковской аферы проявил принципиальность, отказался, несмотря на недвусмысленные указания начальства, замять дело и поплатился карьерой. Его разжаловали в рядовые и перевели из городской полиции в кантональную. Здесь он слывет чудаком, мечтателем, к нему относятся с пренебрежением, но волей-неволей поручают дела, с которыми не справляются другие сотрудники. То есть дела особой важности.
Такое положение Штудера как нельзя более соответствует функции, возложенной на него автором. Будь он в соответствии со своими данными высокопоставленным чиновником, он не имел бы возможности сталкиваться с миром отверженных и обездоленных. Сделай его автор заурядным полицейским, тогда неестественной выглядела бы его поразительная проницательность. Банковская афера все поставила на свои места.
Глаузер глубоко и тонко, в непривычном для детектива ключе, раскрывает внутренний мир, духовную жизнь сыщика, высвечивает его тайные побуждения, склонности, неосознанные и подавленные влечения. Штудер интересен как личность, как характер, данный во взаимодействии окружением, в противоборстве с властью обстоятельств. Пока сыщик изучает детали преступления, внимательный читатель присматривается к нему самому, незаметно для себя подпадает под обаяние его личности и оказывается во власти напряжения, возникающего из столкновения Штудера с теми силами, которые из корыстных побуждений препятствуют скорейшему раскрытию преступления.
Чтобы сохранить хрупкое равновесие между ролью, которую он на себя взял, и глубинными мотивами, лежащими в основе его поступков, Штудер призывает на помощь все свое самообладание. Внешне он почти безропотно подчиняется начальству, с достоинством снося насмешки и унижения. Но всегда поступает так, как считает нужным, как подсказывает ему совесть.
По собственной инициативе Штудер берется за расследование причины смерти коммивояжера в деревне Герценштайн, хотя дело это считалось законченным (Вахмистр Штудер). В ходе дополнительных разысканий выясняется, что подсобный рабочий Шлумпф, взявший на себя вину за убийство, был лишь козлом отпущения, безвинной жертвой начитавшихся дешевых романов родственников коммивояжера, особенно дочери — она потребовала от влюбленного в нее парня благородного самопожертвования в духе героев расхожих книжонок. Вдохновителем же преступления оказался местный богач, а убийцей — председатель общинного совета: дошедший до крайней – степени бедности коммивояжер шантажировал его, случайно узнав о махинациях с опекунскими деньгами. Правда, Штудер так и не решается публично разоблачить убийцу, понимая, что ни один прокурор не станет возбуждать дело против председателя общины. Разве что его вынудят к этому неопровержимые доказательства. Он выбирает другой путь: в беседе с глазу на глаз он воспроизводит ход и детали преступления, и ошеломленный проницательностью сыщика общинный президент кончает с собой. Штудер не препятствует такому исходу.
Так, на свой страх и риск, он действует и в других романах. Почти всегда убийца бывает наказан до того, как к нему подберется рука правосудия — ведь эта рука своего может и помиловать. Сыщик не мешает вершиться высшему суду — суду совести. В Температурном листке коварного патера, долго водившего за нос Штудера, а, убивает один из пострадавших. Во Власти безумия преступник, пытаясь бежать, попадает под колеса автомобиля и гибнет. В Кроке и Компании разоблаченный Штудером хозяин гостиницы (действовавший, кстати, из благородных побуждений — он расправлялся с агентами гангстерской шайки, нещадно грабившей крестьянские общины в кантоне Аппенцель) не может быть взят под стражу, так как он смертельно болен. То же самое происходит и в большинстве рассказов, в том числе и в тех, где в роли проницательного сыщика выступает не Штудер, а его предшественники: Глаузер пришел к образу своего вахмистра далеко не сразу (рассказы Король Цукер, Допрос и другие).
Обычно в детективном романе читатель усваивает точку зрения преследователя, охотника за преступником. У Глаузера этого нет: Штудер ищет не столько виновного (он может оказаться без вины виноватым), сколько истину. Он не просто расследователь противоправного деяния, он — исследователь жизни. Истине в детективном романе положено раскрываться в самом конце логической цепи доказательств. Глаузер в этом смысле не исключение, преступник у него тоже разоблачается на последних страницах. Но для него важнее знать, почему было совершено преступление, чем как и кем оно было совершено. Тут-то и происходит сближение литературы, предназначенной для массового читателя, с литературой серьезной, аналитической, социально-психологической.
Среди немецкоязычных писателей первой половины XX века работавших в детективном жанре, Глаузеру нет равных по значению и уровню художественного мастерства. Образ вахмистра Штудера сопоставим разве что с образом сименоновского Жюля Мегрэ или же с образом Филиппа Марло, созданным американцем Реймондом Чандлером. Комиссар Мегрэ — крестный отец вахмистра Штудера, они похожи и внешне, и манерой работать: психологический климат для них важнее вещественных доказательств. Но Глаузер — художник слишком талантливый и своеобычный, чтобы ограничиться копией. Он не эпигон Сименона, а Штудер — не тень комиссара Мегрэ. Что же до чандлеровского Марло, то образ этот не лишен признаков героизации, даже идеализации, чего не скажешь о Штудере. Марло делает больше, чем под силу одному человеку, его подвиги не всегда достоверны, они ни зависят от невероятных совпадений и счастливых случайностей.
