Тридцать девять ступеней. Часть 4

Тридцать девять ступеней. Различные вечеринки на морской глади — Четвертая часть шпионского романа Джона Бакена Тридцать девять ступеней.

Тридцать девять ступеней

— Вздор какой-то, да и только! — гневно констатировал представитель Адмиралтейства.

Сэр Вальтер встал из-за стола и вышел из комнаты, а мы тем временем продолжали тупо глядеть на пустой и чистый стол. Вернулся он минут через десять. С заметно вытянутым лицом.

— Я только что разговаривал с лордом Аллоа, — почти торжественно произнес сэр Вальтер. — Поднял его с постели, он был очень раздражен. После обеда у Мулросса лорд сразу же уехал домой.

— Но это же безумство! — раздался голос генерала Винстенли. — Вы хотите сказать, что тот человек, который сидел рядом со мной почти полчаса и разговаривал, самозванец, а я об этом не догадался? Должно быть, Аллоа просто сошел с ума.

— А знаете, в чем вся хитрость? — спросил я. — Вы были слишком заинтересованы другими вопросами и поэтому невнимательны. Просто посчитали присутствие тут лорда Аллоа как нечто само собой разумеющееся. Будь это кто-нибудь другой, вы наверняка посмотрели бы на него получше, но лорд-то бывает здесь регулярно, и это притупило вашу бдительность.

Заговорил француз — очень медленно, но на хорошем английском:

— А знаете, он прав. Его толкование вполне логично. Наши враги не такие уж дураки!

— Само собой разумеется, но лично мне все-таки не совсем понятно, — возразил ему Винстенли. — Ведь они преследовали цель получить нашу диспозицию так, чтобы мы об этом не знали и даже не догадывались. Теперь же, если хоть кто-нибудь из нас расскажет Аллоа об этом нашем собрании, то обман будет тут же раскрыт.

Сэр Вальтер усмехнулся:

— Тот факт, что в качестве своего орудия они избрали именно лорда Аллоа, говорит об их поистине исключительной, я бы даже сказал, дьявольской изобретательности. Ну скажите на милость, какая существовала вероятность, что кому-нибудь из нас придет в голову звонить ему сегодня вечером прямо после нашей встречи? Или что именно он первый заговорит с нами на самую важную тему?

Я вспомнил, что Первый лорд Адмиралтейства имел репутацию молчаливого, хотя и вспыльчивого человека.

— Одно остается для меня загадкой, — раздраженно произнес генерал, — а именно: ну какой был смысл этому шпиону приходить сюда? Не мог же он унести в своей голове несколько страниц цифр и незнакомых названий. Это просто невозможно.

— Увы, возможно, — возразил француз. — Хорошо натренированный разведчик имеет так называемую фотографическую память. Как, например, ваш Маколи. Вы заметили, он ничего не говорил, но просматривал эти бумаги снова и снова. Полагаю, мы вполне можем допустить, что все детали плана отпечатались у него в голове. Когда я был моложе, то выполнял точно такой же трюк.

— Значит, теперь нам ничего не остается, кроме того, как изменить наши планы? — не без нотки сожаления изрек сэр Вальтер. — Причем, боюсь, достаточно радикально.

— Скажите, вы рассказали лорду Аллоа о том, что случилось? — с весьма мрачным видом поинтересовался Виттейкер. — Нет, нет, не хотел бы быть слишком категоричным, но уверен почти на сто процентов, что мы не можем вносить серьезных изменений, в противном случае придется исправлять географию всей нашей старушки Англии.

— Кроме того, следует сказать вот еще что, — добавил Ройер. — В присутствии того человека я говорил

весьма открыто. Даже рассказал кое-что о военных планах моего правительства. На это мне было дано специальное разрешение. Но для наших врагов такая информация может стоить много миллионов. Нет, друзья мои, другого пути, честно говоря, я не вижу. Тот, кто был здесь, и его сторонники должны быть пойманы. И как можно скорее…

— Господи, — нетерпеливо воскликнул я, — но ведь у нас нет даже крохотной ниточки к разгадке!

— Более того, — упрямо добавил Виттейкер, — нельзя забывать и о почте. К этому времени новости будут уже в пути.

— Нет, нет, — снова возразил ему француз. — Вы не понимаете шпионов. Они лично получают свои награды и потому лично представляют добытые ими данные. Мы во Франции, поверьте, совсем неплохо знаем эту породу. И тем не менее, друзья мои, шанс пресечь все это у нас пока есть. Ведь этим людям надо еще переплыть море. Значит, необходимо срочно установить самое тщательное наблюдение и за кораблями, и за морскими портами. Не забывайте, это в равной степени актуально как для Франции, так и для Англии.

Вескость и логичность рассуждений Ройера будто встряхнула нас всех ото сна. Словно среди мямликов вдруг появился человек дела. Хотя ни на одном из окружавших меня лиц я не увидел даже отблеска надежды. Впрочем, то же самое, наверное, можно было сказать и обо мне. Где среди пятидесяти миллионов островов и к тому же в течение всего нескольких оставшихся часов можно поймать этих трех умнейших негодяев Европы? Но внезапно меня осенило.

— Скажите, а где записная книжка Скаддера? — спросил я у сэра Вальтера. — Только поторопитесь, я кое-что там помню.

Он, бросив на меня внимательный взгляд, открыл ящик письменного стола и молча протянул ее мне. Я нашел нужное место и вслух прочитал:

— «Тридцать девять ступеней», затем еще раз: «Тридцать девять ступеней, я их все подсчитал; полный прилив в 10.17 вечера».

Представитель Адмиралтейства смотрел на меня как на сумасшедшего.

— Вы что, не видите? Это же ключ! Ключ к решению нашей проблемы, — пояснил я. — Скаддер знал, где берлога этих ребят, знал, откуда они собираются покинуть страну, однако никаких имен при этом не называл. Завтра они окажутся в том месте, где полный морской прилив бывает в 22.17.

— Возможно, они отправились туда уже сегодня вечером? — произнес кто-то.

— О нет, только не они. У них есть свой потайной, секретный путь, и они не будут торопиться. Я знаю немцев, эти люди любят действовать по точному плану. Где, черт возьми, можно найти книгу с указанием времени морских приливов и отливов? Только, пожалуйста, побыстрее…

Лицо Виттейкера вдруг просветлело.

— Да, шанс есть, — заметил он. — Надо лишь доехать до Адмиралтейства.

Мы все разместились в двух автомобилях — кроме сэра Вальтера, который направился в Скотленд-Ярд, чтобы, но его словам, «мобилизовать Макгилливри».

Добравшись до места, мы строем прошествовали по безлюдным коридорам и большим пустынным холлам, где все еще старательно трудились уборщицы, пока не дошли до небольшой комнаты, на стенах которой висело множество самых различных таблиц и карт. Там сразу же отыскали мирно дремавшего в закутке дежурного чиновника, который тотчас же принес из библиотеки атлас адмиралтейских карт морских приливов и отливов. Я сел за стол, остальные окружили меня, поскольку мне так или иначе пришлось оказаться в роли старшего в этой высокопоставленной команде.

Увы, все оказалось бесполезным. Время 22.17, как я увидел, могло фигурировать одновременно по меньшей мере в пятидесяти местах. Нам нужно было каким-то образом отбросить в сторону ненужное.

Я обхватил голову руками и задумался. Должен же существовать хоть какой-то способ прочтения этой загадки. Что, собственно, подразумевал Скаддер под словом «ступени»? Возможно, ступени в доке, но если бы он имел в виду именно это, то вряд ли указал бы их число. Значит, где-то должно быть место, где есть несколько лестниц, одна из которых, в отличие от других, имеет тридцать девять, точно тридцать девять ступенек.

Тут мне в голову вдруг пришла внезапная мысль, и я решил проверить все отплытия судов. Увы, в 22.17 на континент не отплывала ни одна лодка.

Почему же морской прилив играет такую важную роль? Значит, речь идет о каком-то месте, где вода имеет такое большое значение, или же о судне с большим водоизмещением. Но в этот час рейсовые суда не отплывают, и я почему-то подумал, что они вряд ли поплывут на большом судне из обычной гавани. Так что это должна быть какая-то небольшая гавань, где морские приливы так важны, а может, вовсе и не гавань…

Но если имеется в виду какой-то маленький порт, то непонятно, что означают эти чертовы ступени? Я вообще не мог припомнить в портах каких-либо лестниц. Должно быть, это просто какое-то место, где морской прилив достигает высокой отметки в 22.17, и оно, как мне казалось, должно находиться где-то на открытом побережье. Но ступени, эти чертовы ступени по-прежнему оставались загадкой.

Затем я попробовал посмотреть на все это шире. Какое же место изберет человек, если ему понадобится отбыть в Германию в спешном порядке, коротким путем, через тайный пункт? Конечно же не большую гавань. И не канал, не западное побережье, не север, не Шотландию, поскольку изначально он отправится из Лондона. Я замерил расстояния по карте и попытался представить себя на месте. Значит, откуда-то из района между Кромером и Дувром в направлении Остенда, или Антверпена, или Роттердама.

Это были, конечно, очень приблизительные догадки, в них не было ничего оригинального или научного. В конце концов, я же не Шерлок Холмс. Хотя мне всегда казалось, что у меня есть инстинкт на такие вещи. Уж не знаю, удается ли мне правильно объяснять происходящее, но зато я умею напрягать мои мозги, а когда они доходили до тупикового положения, неожиданно приходит разгадка, и обычно оказывается правильной.

Итак, я быстро изложил мои соображения на подвернувшемся клочке бумаги. Они были таковы:

ПРЕДПОСЫЛКИ

1) Место, где есть какие-нибудь лестницы, причем одна из них, которая нас может интересовать, в 39 ступенек.

2) Полный морской прилив в 10.17 после полудня. Покинуть берег здесь можно только, как принято говорить, «при полной воде».

3) Ступеньки — это не ступеньки в доке, поэтому интересующее нас место, возможно, совсем не в порту или гавани.

4) В 10.17 после полудня нет рейсовых вечерних судов. Средством перевозки может быть только частное судно (что, скорее всего, маловероятно), яхта или рыболовецкая лодка.

На этом мои соображения исчерпались. Правда, я составил еще один список, озаглавив его словом «Догадки», хотя был абсолютно уверен, что они правильные.

ДОГАДКИ

1) Это место не в гавани, а где-нибудь на открытом побережье.

2) Судно небольшое — траулер, яхта или катер.

3) Интересующий нас пункт, скорее всего, расположен где-нибудь на восточном побережье между Кромером и Дувром.

И тут мне показалось до нелепости невероятным, что вот я сижу здесь за столом рядом с министром правительства ее величества, маршалом, двумя государственными чиновниками самого высокого ранга, французским генералом, молча наблюдающими за моими действиями, и пытаюсь расшифровать записи покойника, выудить из них секрет, решение которого означает для всех нас жизнь или смерть…

Сэр Вальтер наконец присоединился к нам, и к тому же неожиданно прибыл Макгилливри. Он уже разослал распоряжение во все порты и на все железнодорожные станции в отношении трех человек, которых я ранее описал сэру Вальтеру. Это было сделано на всякий случай, хотя никто не думал, что это принесет пользу.

— Вот все, что мне удалось определить, — сказал я, протягивая им мой листок. — Смотрите, нам нужно найти такое место, где вниз к берегу ведут лестницы, и одна из них имеет тридцать девять ступенек. Думаю, это участок на открытом побережье, со скалами и утесами, где-то в районе между Уошем и каналом. И также место, где полный морской прилив начинается вечером, в 22.17. — Затем мне в голову пришла еще одна идея. — Слушайте, а нельзя ли найти инспектора из береговой охраны или еще кого-нибудь, кто хорошо знает восточное побережье?

Виттейкер тут же сказал, что конечно же такой человек есть, он живет в Клафеме, и, не теряя времени, уехал за ним на машине. Все остальные остались в комнате и, коротая время в ожидании, болтали обо всем, что приходило в голову. Я разжег трубку и снова стал вслух размышлять обо всем этом, пока не устали мозги.

Около часа ночи наконец-то привезли столь нужного нам человека из береговой охраны — высокого пожилого мужчину, напоминавшего морского офицера, весь вид которого выражал неимоверное почтение нашей компании. Я отвел его в сторону, чтобы задать ему несколько вопросов, так как вдруг почувствовал, что мне он скажет правду гораздо быстрее, чем им.

— Мы были бы вам крайне обязаны, если бы вы показали нам места на восточном побережье, где есть клифы, обрывы и где для спуска к берегу предусмотрено что-то вроде лестниц, ступенек, ну и тому подобного.

Он немного подумал:

— Какие ступеньки вы имеете в виду, сэр? Там много таких мест, где дорожки проходят прямо через скалы, и в большинстве случаев на них есть одна-две ступеньки. Или вы имеете в виду обычные лестницы?

— Мы имеем в виду обычные лестницы, — сказал я. Минуту-другую он еще думал.

— Странно как-то все это. Что-то ничего не приходит в голову. Хотя, подождите, подождите… Да, есть одно такое место в Норфолке—Браттелсхеме — прямо около дорожки, ведущей к площадке для гольфа, там есть пара лестниц, чтобы игроки, когда потеряют мячик, могли его отыскать.

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, нет, это не то.

— Ну тогда есть еще много мест на берегу, где проводятся разные парады и фестивали, если вы это имеете в виду. Такие буквально на каждом морском пляже.

Я снова покачал головой:

— Нет, это место должно быть более уединенным.

— Ну тогда, джентльмены, я больше не могу ничего придумать. Конечно, есть еще Рафф…

— А это что еще такое? — спросил я.

— Большой известковый мыс в Кенте, рядом с Брадгейтом. Наверху там много вилл, и от них идут лестницы на частные пляжи. Это место очень престижное, проживающие там не любят общаться с посторонними.

Я лихорадочно нашел страницу «Карта морских приливов», развернул ее и нашел Брадгейт. Полный прилив там должен быть в 10.27 вечера пятнадцатого июня.

— Наконец-то теплее! — воскликнул я возбужденно. — Как выяснить о приливе в Раффе?

— Могу вам сказать вот еще что, сэр, — произнес человек из береговой охраны. — Мне однажды разрешили пожить там какое-то время, и ночью я пару раз выходил в море на глубоководную рыбалку. Так вот, учтите, прилив там начинается минут на десять раньше, чем в самом Брадгейте.

Я закрыл карту, внимательно посмотрел на присутствующих и со значением, надеюсь не наигранным от осознания собственной важности, произнес:

— А знаете, господа, если хоть одна из этих лестниц содержит тридцать девять ступенек, то можно считать, что тайна раскрыта. Я бы попросил вашу машину, сэр Вальтер, и дорожную карту. А если мистер Макгилливри смог бы уделить мне десять минут, не больше, мы могли бы, полагаю, кое-что подготовить уже к завтрашнему дню.

Мне даже стало смешно, что я вроде как руковожу всем этим делом, но они, похоже, не возражали. В конце концов, кто, как не я, был причастен к нему с самого начала? Кроме того, я давно уже привык выполнять черновую работу, и высокопоставленные джентльмены не могли этого не видеть.

Мои полномочия тут же подтвердил генерал Ройер.

— Что ж, я согласен, — заявил он. — Пусть все будет в руках мистера Ханнея.

В половине четвертого я уже мчался по Кенту мимо залитых лунным светом рядов живой изгороди. Со мной рядом сидел надежный человек от Макгилливри по имени Скайф.

Различные вечеринки на морской глади

Ясным розово-голубым июньским утром мы уже были в Брадгейте, в отеле «Гриффин», и могли видеть оттуда спокойное море, а также плавучий маяк в районе песков Кок, который имел размер буйка в виде большого колокольчика. В двух милях южнее и гораздо ближе к берегу на якоре стоял эсминец. Скайф, человек Макгилливри, который в свое время долго служил на военном флоте, знал это судно, его название, а также фамилию командира, поэтому я со спокойной совестью послал сэру Вальтеру срочную телеграмму.

Сразу же после завтрака Скайф взял у смотрителя ключ от ворот, и мы отправились к этим чертовым лестницам. Прошли вместе с ним по песку, затем я сел на камень в укромном месте за одним из клифов, а он тем временем начал исследовать остальные шесть. Мне совсем не хотелось, чтобы меня кто-либо увидел, но в этот час вокруг было совершенно пустынно. Все время находясь на берегу, я видел одних только чаек…

Работа заняла у Скайфа чуть больше часа, и, когда я, наконец, увидел, что он идет в моем направлении с клочком бумаги, признаюсь, у меня внутри все замерло. Ведь все зависело от того, насколько мой расчет правильный.

Он вслух назвал количество ступенек на разных лестницах: тридцать четыре, тридцать пять, тридцать девять, сорок две, сорок семь и двадцать одна. Я вскочил и чуть было не закричал от радости.

Мы поспешили назад в город, где я немедленно связался с Макгилливри, и попросил срочно прислать к нам в подмогу шесть-семь человек. После этого Скайф отправился осматривать дом, расположенный на верху лестницы с тридцатью девятью ступенями.

Вскоре он вернулся с известиями, которые одновременно и озадачили, и воодушевили меня. Дом называется «Трафальга-Лодж» и принадлежит пожилому джентльмену по фамилии Апплтон, по словам местного смотрителя, биржевому маклеру на пенсии. Летом мистер Апплтон проводит в нем довольно много времени и, кстати, сейчас находился там. Скайфу не удалось получить о нем много информации, за исключением того, что это порядочный пожилой человек, который регулярно оплачивает свои счета и никогда не жалеет пяти фунтов на благотворительные цели. Кроме того, Скайфу удалось проникнуть к задней двери этого дома, притворившись агентом по продаже швейных машинок. В доме держат только троих слуг — кухарку, горничную и экономку, и все они принадлежат к тому типу людей, которых всегда можно встретить в приличном доме среднего класса. Кухарка явно не имеет склонности к болтливости. И хотя она почти сразу же захлопнула дверь перед носом Скайфа, он понял, что эта женщина ничего не знает. По соседству стоит новый, судя по всему, относительно недавно построенный дом, откуда, похоже, хорошо вести наблюдение за «Трафальга-Лодж», вилла по другую сторону сдается внаем, а сад вокруг нее очень запущенный.

Я позаимствовал у Скайфа подзорную трубу и еще до ленча отправился на прогулку по Раффу, стараясь держаться позади вилл. И вскоре нашел отличное место для обзора на краю площадки для гольфа, откуда прекрасно просматривался дом с тридцатью девятью ступеньками. Я видел «Трафальга-Лодж» очень ясно — вилла из красного кирпича с верандой, теннисным кортом позади и стандартным цветником спереди с маргаритками и почему-то хилой геранью. Над домом из-за отсутствия ветра безжизненно висел огромный американский флаг…

Вдруг я увидел, как какая-то фигура вышла из дома и медленно побрела по утесу. Присмотревшись, я разглядел старика в белых фланелевых брюках, голубом пиджаке и соломенной шляпе. В руках он держал полевой бинокль и газету. Вот он уселся на одну из железных скамеек и стал читать. Время от времени откладывал газету и смотрел в бинокль в сторону моря. Долго наблюдал за эсминцем. Я следил за ним минут тридцать, пока он не встал и не пошел домой обедать, а затем последовал его примеру и вернулся в отель.

Особой уверенности у меня, конечно, не было. Такое обычное и такое приличное на вид жилище было не совсем то, что я ожидал здесь увидеть. Этот человек мог, скажем, просто копаться на своем участке малоплодородной земли. Но это был тип человека, пожившего в свое удовольствие и вроде бы вполне удовлетворенного жизнью, какого можно встретить в любом пригороде, любом месте для отдыха. Если вам понадобится человек абсолютно безвредный, возможно, вы остановитесь именно на таком.

Но после обеда, отдыхая в холле отеля, я неожиданно воспрянул духом, так как увидел именно то, что надеялся увидеть и боялся пропустить. С юга подошла какая-то яхта и встала на якоре как раз напротив Раффа. Водоизмещением примерно в сто пятьдесят тонн и, судя по белому флагу, принадлежащая английским военно-морским силам. Мы со Скайфом, не теряя времени, тут же направились в гавань и на всякий случай наняли лодочника для полуденной рыбалки.

Был теплый, спокойный полдень. Мы вдвоем наловили рыбы фунтов на двадцать — трески и что-то еще, — а я, теперь уже с моря, хорошенько рассмотрел на белых скалах Раффа виллы из красного кирпича вперемежку с зеленью и особенно большой флагшток на «Трафальга-Лодж». Около четырех часов, когда мы уже как следует порыбачили, я сделал так, чтобы лодочник провел лодку мимо яхты, напоминающей грациозную белую птицу, готовую в любой момент улететь. По словам Скайфа, судно было довольно быстроходным и, похоже, с очень сильным мотором.

Называлось оно, как мне удалось рассмотреть на бескозырке одного из матросов, старательно полировавшего медные поверхности на палубе судна, «Ариадна». Я заговорил с ним и получил ответ на мягком эссекском диалекте. А вот другой появившийся на палубе матрос сообщил мне о времени на чистейшем английском языке. Наш лодочник обменялся с ним впечатлениями о погоде, так что в течение нескольких минут мы с помощью весел оставались вблизи носа яхты по ее правому борту.

Вдруг матросы прекратили разговор и усердно занялись работой, так как на палубе появился офицер. Это был приятный, опрятного вида молодой человек, который вежливо поинтересовался, тоже на очень хорошем английском, как идут дела с рыбалкой. Хотя в отношении его никаких сомнений не было: его голова с коротко остриженными волосами, равно как и крой его воротничка и галстука, никоим образом не соответствовала английскому стилю.

Моя уверенность окрепла, но, когда мы плыли обратно в Брадгейт, я никак не мог отделаться от назойливой мысли: ведь мои враги знают, что я получил информацию от Скаддера и именно он подсказал мне разгадку этого места. А если им это известно, то почему же не изменили своих планов? Решили пойти на риск? Правда, только вчера вечером я уверенно утверждал, что немцы всегда четко придерживаются разработанной схемы, но, если у них возникнут хоть какие-нибудь подозрения, что я иду по следу, они будут глупцами, если не попытаются меня остановить. Любым способом. А еще у меня не выходило из головы, понял ли тот человек, что я его узнал? Тоже вчера вечером… Почему-то хотелось думать, что вряд ли, и я старался исходить из этого. Еще никогда все это дело не казалось мне таким запутанным, как в тот момент, когда, по всем расчетам, я должен был бы уже радоваться вроде бы гарантированному успеху.

В отеле я случайно столкнулся с командиром эсминца. Скайф с готовностью представил меня ему, и мы перекинулись с ним парой слов. Затем я принял твердое решение, как минимум, еще пару часов понаблюдать за «Трафальга-Лодж».

Я нашел укромное местечко выше по холму, в саду пустого дома. Оттуда хорошо просматривался двор, где двое мужчин играли в теннис. Один из них — старик, которого я уже видел, другой — помоложе, с клубной повязкой на талии. Они играли с такой неимоверной энергией, как играют джентльмены, живущие в городе, которые желают поупражняться, чтобы хорошенько прочистить свои закупоренные поры. Нельзя и представить себе более невинного зрелища. Игроки кричали, смеялись, потом сделали паузу, чтобы напиться, когда горничная принесла им два высоких бокала на металлическом подносе. Я протер глаза и задал себе вопрос, не являюсь ли я самым неисправимым дураком на свете?.. Людей, которые охотились за мной в торфяниках Шотландии, гнались в аэроплане и на автомобилях, и особенно того чертова антиквара, неизменно сопровождала таинственность. Их легко было себе представить с ножом в руках, одним из которых пригвоздили к полу Скаддера, ассоциировать с чудовищными замыслами, скрытыми под маской миролюбия. А тут два бесхитростных, полностью открытых человека занимаются вполне безобидными упражнениями и вскоре удалятся в дом на обед, во время которого, скорее всего, будут обсуждать цены на рынках, счет последней игры в крикет, а также разные сплетни их родного Сурбитона. И с чего-то я взял, что в сплетенную мной сеть для поимки грифов и соколов — о чудо! — попадутся два крупных дрозда?..

Тут в моем поле зрения появилась третья фигура — молодой человек на велосипеде, с сумкой, полной клюшек для гольфа за спиной. Он приблизился к теннисной площадке и был встречен радостными приветствиями. Игроки явно с ним пошутили. Затем один из них, вытирая лицо шелковым платком, заявил, что ему надо принять ванну. До меня донесся их разговор дословно. «Боб, я весь в мыле», — сказал он. Второй ответил: «Это прекрасно, сам понимаешь, пот сгоняет вес и снижает усталость. Померимся силами завтра, постараюсь не дать тебе возможности сделать хороший удар». Ну кто, скажите, кроме истинных англичан, способен так говорить?

Все трое вошли в дом, оставив меня в положении идиота. Выходит, я иду по ложному следу? Конечно, возможно, эти люди играют, но если это так, то где же зрители? Не могли же они знать, что я сидел всего в тридцати ярдах от них в кустах рододендрона. Очень было трудно поверить, что эти трое приветливых людей совсем не те, кем кажутся. Обычные, увлекающиеся спортивными играми англичане, живущие в загородных домах, возможно скучноватые, но совсем не подозрительные.

И тем не менее их трое: один — старик, другой — полноватый, третий — худощавый и смуглый, а их дом очень соответствует записям Скаддера. Кроме того, всего в полумиле отсюда на воде стоит яхта, на которой по крайней мере один человек — немецкий офицер. Я вспомнил о покойном Каролидесе, обо всей Европе, дрожащей от страха на краю катастрофы, о тех, кто остался в Лондоне, дожидаясь в волнении событий следующих часов. Вне всякого сомнения, адский механизм где-то запущен. Черный Камень одержал победу, и, если он уцелел, эта июньская ночь с лихвой компенсирует ему все расходы. И само собой разумеется, принесет большие доходы…

Мне оставалось только одно — уверенно идти вперед дальше. А если уж в конечном итоге придется оказаться в роли дурака, сделать это надо достойно, по-своему, даже красиво. Никогда в жизни я не испытывал такого нежелания выполнять задание. Уж лучше оказаться в логове анархистов, где каждый с браунингом наготове, или сразиться с нападающим львом, пусть даже с пугачом в руке, чем войти в этот безмятежный дом, где находятся трое жизнерадостных англичан, и заявить им, что их игра окончена. Как же они будут надо мной смеяться!

Но тут я неожиданно вспомнил один совет, который услышал когда-то в Родезии от старого Петера Пинара. Кстати, кажется, я уже упоминал Петера в моем рассказе? Это был самый лучший из всех следопытов, кого я когда-либо знал, но, прежде чем стать уважаемым человеком, ему тоже пришлось уклоняться от встреч с полицией, когда он находился в уголовном розыске. Как-то мы с Петером обсуждали вопрос маскировки. У него была своя теория, которая произвела на меня в то время огромное впечатление. Он утверждал, что даже такие, как отпечатки пальцев, обычные физические особенности приносят мало пользы при идентификации личности, если разыскиваемый действительно профессионал в своем деле. И просто смеялся над такими уловками, как перекрашенные волосы, фальшивая борода и прочие детские штучки. По словам Петера, значение имеет лишь «атмосфера». Если человек, попав в совершенно иную обстановку, отличную от той, в которой его видели в первый раз. ловко подыграет и поведет себя так, как будто всегда только в ней и находился, он озадачит даже самого проницательного в мире детектива. При этом Петер рассказывал, как однажды он взял у кого-то черную накидку и отправился в церковь, где воспользовался для пения церковных гимнов одной и той же книгой с человеком, который его разыскивал. Если бы тот человек увидел его в почтенной компании, он бы его тут же узнал. А он его видел тогда, когда Петер стрелял по лампам в трактире…

Вспомнив об этом разговоре, я впервые за весь тот день почувствовал действительное утешение. Петер был мудрым, стреляным воробьем, хотя, надо признаться, и те люди, за которыми я следил, были тоже не лыком шиты. А что, если они играют в те же самые игры? Дурак конечно же попытается выглядеть как-нибудь иначе, а вот умный человек постарается вести себя как всегда.

И тут я вспомнил еще одно правило Петера, которое очень помогло мне, когда я изображал из себя дорожного рабочего: «Чтобы хорошо сыграть какую-нибудь роль, надо до конца убедить себя, что вы и есть тот, кого играете». Так, например, играют в теннис. Этим ребятам не надо «играть», они просто начинают вертеться, размахивать ракеткой и тут же переходят в совершенно иной мир, который становится для них абсолютно естественным. Как утверждал Петер, именно этот секрет и используют все преступники.

Время приближалось к восьми часам, когда я вернулся в отель и дал Скайфу ряд инструкций. В частности, обсудил с ним, как и где расставить людей, а затем вышел погулять, так как обедать совсем не хотелось. Обошел вокруг безлюдной площадки для гольфа, поднялся по утесу к северу, за пределы участков с виллами. На узких, аккуратных, недавно проложенных дорожках навстречу мне шли местные жители, как правило в летней фланелевой одежде, и разряженные отдыхающие, лениво бредущие домой… А вдалеке в море, в голубых сумерках загорелись огни на «Ариадне», на эсминце, стоящем южнее, и на больших пароходах, медленно двигавшихся на горизонте в сторону Темзы. В целом картина была настолько мирной и обычной, что неуверенность во мне росла с каждой минутой. Значит, надо просто заставить себя двигаться в сторону «Трафальга-Лодж» в половине десятого. Вот так…

По пути туда большую радость мне, как ни странно, доставила борзая, которую, судя по всему, прогуливала служанка одной из вилл. Псина весело крутила хвостом, но при этом тщательно обнюхивала все вокруг. Почему-то она напомнила мне собаку, с которой я охотился в Родезии на холмах Пали. Помню, как-то раз мы с ней выследили антилопу и неожиданно потеряли ее из виду.

Это было странно. Борзая должна видеть животное, да и у меня зрение совсем неплохое, но оно вдруг исчезло. Позже я понял, как антилопе это удалось. Она просто слилась с серой холмистой поверхностью, как ворона на фоне грозовой тучи. Ей и не пришлось убегать, достаточно было просто затаиться.

После того как эти воспоминания пронеслись у меня в голове, я вернулся к своему теперешнему положению и сделал правильный вывод. Черному Камню нет необходимости куда-то убегать или прятаться, ему надо просто не бросаться в глаза. Вот он незаметно и растворился, как говорят, в «окружающей среде». Что ж, похоже, я на правильном пути. Подытожив все свои вольные и невольные воспоминания, я дал себе слово больше никогда не забывать о них и решил действовать. Будь что будет! Хотя последнее слово все-таки оставалось за Петером Пинаром.

Люди Скайфа уже должны быть на своих местах, хотя вокруг не видно ни души. За домом теперь можно было наблюдать, как будто он стоял посреди базарной площади. От проходившей по утесу дорожки его отделяла трехфутовая ограда; приглушенный звук голосов указывал на место, где обитатели, похоже, уже заканчивали обед. Все выглядело открыто и честно, как на благотворительном сборище. Ощущая себя самым большим дураком в мире, я, тем не менее, открыл ворота и нажал на кнопку звонка.

Человек наподобие меня, побродивший по миру и побывавший в крутых переделках, как ни странно, прекрасно находит общий язык с представителями двух прямо противоположных классов: так называемых верхнего и нижнего. Он понимает их, а они понимают его. Я чувствовал себя своим среди пастухов, бродяг, дорожных рабочих и мог непринужденно общаться с такими людьми, как сэр Вальтер, и другими, кого видел вчера вечером. Не могу объяснить почему, но это так. А вот что мне трудно понять, так это мир среднего класса — полный комфорта и достатка, людей, живущих в виллах и загородных домах. Мы никогда не знаем, как они смотрят на вещи, какие у них обычаи, поэтому ведем себя осторожно, как с черной африканской змеей мам-бой. Когда опрятно одетая и безукоризненно вежливая горничная открыла дверь, мне сначала было трудно даже вымолвить слово.

Чуть прокашлявшись, я спросил мистера Апплтона, и после небольшой паузы был приглашен войти. Я намеревался пройти прямо в столовую и своим внезапным появлением сыграть на эффекте неожиданности, что могло бы подтвердить мою теорию. Но, оказавшись в скромном холле, невольно стал заложником этого места. Там повсюду были клюшки для игры в гольф, теннисные ракетки, соломенные шляпы, кепки, множество перчаток, тростей, что можно увидеть в десятках тысяч британских домов. На старом сундуке из дуба лежала груда аккуратно сложенных пальто и плащей, тикали дедушкины часы, на стене висели начищенные до блеска грелки из латуни и барометр… Место было таким же традиционным, как сама англиканская церковь. Когда горничная спросила мое имя, я автоматически ей ответил, а она провела меня в другую комнату. Я не имел времени осмотреть ее, только успел увидеть групповые снимки в рамках над камином и мог бы поклясться, что они были сделаны в английской частной школе или колледже. И все же, видимо, отвлекся, потому что, следуя за горничной, чуть опоздал. Она первой вошла в столовую и успела произнести мое имя, поэтому я, к моему глубочайшему сожалению, упустил возможность увидеть, какой эффект это произвело на тех троих.

Когда вошел я, старик, сидевший во главе стола, встал и повернулся ко мне. На нем была вечерняя одежда — короткий пиджак и черный галстук; так же был одет и тот, кого я мысленно называл полноватым. А на смуглом парне был голубой костюм из легкой ткани.

Манеры старика оказались просто превосходными.

— Уважаемый мистер Ханней, не так ли? — чуть поколебавшись, спросил он. — Вы хотели видеть меня? Подождите минуту, друзья, я скоро к вам присоединюсь. Если не возражаете, мистер Ханней, давайте пройдем в курительную комнату.

И хотя у меня не было и грамма уверенности в себе, все же я заставил себя продолжать игру. Молча отодвинул стул и сел. Затем сказал:

— Полагаю, мы уже встречались и раньше, поэтому не сомневаюсь, вы знаете, чем именно мне приходится заниматься.

Свет в комнате был неяркий, но, насколько я мог видеть их лица, они неплохо исполняли свои роли.

— Может быть, может быть, — произнес старик. — У меня не очень хорошая память, но, боюсь, вам для начала следует рассказать, какова, собственно, ваша конкретная цель, поскольку я действительно не совсем в курсе дела.

— Ну, тогда, — произнес я, причем все это время у меня было полное ощущение, что я несу какую-то несусветную чушь, — я пришел сообщить вам, что ваша игра окончена. У меня, господа, ордер на ваш арест. Всех троих…

— Арест? — повторил старик, приняв при этом вид абсолютно шокированного человека. — Арест? Господи боже, за что?

— За убийство Франклина Скаддера, в Лондоне, двадцать третьего числа прошлого месяца.

— Но ведь я даже никогда не слышал этого имени, — промямлил старик в изумлении.

В разговор вступил полноватый:

— А, это убийство в Портленд-Плейс. Да, я читал о нем в газетах. Боже мой, вы, наверное, не в себе, сэр? Откуда, собственно, вы взялись?

— Из Скотленд-Ярда, — невозмутимо сообщил я.

После моих слов в комнате на минуту воцарилась полная тишина. Старик уставился на тарелку, катая орешек, изображая полнейшее недоумение.

Затем, слегка запинаясь и как бы с трудом подбирая слова, заговорил полноватый:

— Не волнуйтесь, дядя. Это нелепая ошибка, но такое иногда случается, и мы, не сомневаюсь, скоро все проясним. Нашу невиновность не трудно доказать. Могу сказать, что лично меня не было в стране двадцать третьего мая, а Боб в это время находился в частной клинике. Вы, дядя, были в Лондоне, не можете ли вы рассказать, чем вы там занимались?

— Правильно, Перси! Конечно же это просто. Двадцать третье? Это же был день после свадьбы Агаты. Секунду, секунду, сейчас вспомню. Что я тогда делал? Вернулся утром из Вокинга, был на ленче в клубе с Чарли Симонсом. Затем… да, обедал с Фишмонгерами. Помню еще, что пунш на меня плохо подействовал, наутро я себя плохо чувствовал. Черт возьми, да вот же та самая коробка с сигарами, которую я принес с того обеда. — Старик указал на коробку, лежавшую на столе, и нервно засмеялся.

— Надеюсь, сэр, — произнес молодой человек, обращаясь ко мне с подчеркнутым уважением, — вы поняли, что глубоко ошибаетесь. Мы намерены всячески вам содействовать, впрочем, как и все англичане, и нам совершенно не хотелось бы, чтобы Скотленд-Ярд делал какие-либо глупости. Правда же, дядя?

— Да, да, конечно же, Боб. — Похоже, старик начинал приходить в себя. — Конечно, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь властям. Но это уже слишком. Пока еще я это полностью не воспринимаю. Может, когда-нибудь попозже…

— Господи, как бы посмеялась, услышав это, Нелли! — воскликнул полноватый. — Она ведь всегда говорила, что мы все умрем от тоски, если с нами ничего не случится. А вот теперь мы это получили и остались в добром здравии. — И он засмеялся приятным, довольным смехом.

— О боже, да, да, конечно же! Только подумать! Забавно будет рассказать эту историю в клубе. Да, мистер Ханней, сейчас мне в самую пору здорово рассердиться бы, что вдруг пришлось доказывать свою невиновность, но мне просто смешно! Впрочем, я почти уже простил вас за то, что вы меня так напугали! Но у вас был такой мрачный вид, что я даже подумал, уж не во сне ли я брожу и на самом деле убиваю людей…

Это не могло быть игрой, все выглядело очень естественно. Мое сердце ушло в пятки, и моей первой мыслью было немедленно извиниться, убраться прочь. Но затем я сказал себе, что должен выяснить все до конца, даже если надо мной будет смеяться вся Британия. Свет от свечей на обеденном столе был слабым, а мне очень хотелось рассеять свое собственное замешательство, поэтому я встал, подошел к двери и включил электричество. От внезапной яркости все сощурились, а у меня появилась возможность просканировать три лица.

Впрочем, этим я ничего не достиг. Один — лысый старик, второй — плотный, третий — смуглый и худощавый. Во внешности всех троих не было ничего, что опровергало бы их причастность к охоте за мной в Шотландии, но не было и ничего, что с этим связывало бы. И не могу объяснить, почему я, имея очень хорошую память и способность к наблюдению, все-таки не был собою доволен. Они казались именно теми, кем себя изображали, а я не смел поклясться в своей правоте. Находясь в этой уютной столовой с гравюрами на стенах и портретом пожилой леди в воротничке над камином, я никак не мог найти ничего общего между ними и головорезами, встретившимися мне на покрытой вереском равнине. Поблизости от меня лежал серебряный портсигар, и я увидел, что это приз за победу Персиваля Апплтона, эсквайра, члена клуба Святого Бида, в соревновании по гольфу. Мне во что бы то ни стало нужно было следовать принципу Петера Пинара, чтобы не покинуть этот дом раньше времени.

— Итак, — произнес старик вежливым тоном, — вы удовлетворены вашим осмотром, сэр? Надеюсь, теперь вы сочтете возможным для себя прекратить это абсурдное занятие. Это не жалоба с моей стороны, но вы же видите, насколько это докучает почтенным людям.

Я покачал головой.

— О боже, — воскликнул молодой человек, — это уже слишком!

— Вы что, предполагаете отвести нас в полицейский участок? — задал вопрос полноватый. — Возможно, для вас это стало бы лучшим выходом, однако, боюсь, будет противоречить местным правилам. У меня, безусловно, есть право попросить вас предъявить ордер, но я не хотел бы бросить на вас тень. Вы всего лишь выполняете ваши обязанности, не более. Вы же признаете, что все это, как бы помягче сказать, весьма неуклюже? Ну и что вы собираетесь делать?

Увы, боюсь, мне ничего не оставалось, кроме как вызвать моих людей и арестовать этих троих или признать свою ошибку и, извинившись, убраться восвояси. Я был буквально загипнотизирован этим местом, атмосферой очевидной невиновности, искренним, открытым недоумением и беспокойством на этих трех лицах.

— О, Петер Пинар! — беззвучно простонал я и в какое-то мгновение уже был готов отругать себя, принести извинения.

— Послушайте, а почему бы нам не сыграть партию в бридж? — вдруг предложил полноватый. — У мистера Ханнея будет время все обдумать, и к тому же нам недоставало четвертого игрока. Вы не присоединитесь к нам, сэр?

Я согласился, как будто это было обычное приглашение в клуб. Наверное, все-таки находился под гипнозом.

Мы прошли в курительную комнату, где стоял карточный столик, и мне прежде всего предложили сигареты и выпить. Я сел за стол в состоянии полной абстракции. Окно было открыто, снаружи утесы и водную гладь заливал лунный свет. В моей голове тоже было что-то вроде лунного света. Эти трое уже вновь обрели спокойствие и непринужденно разговаривали — обычная болтовня на профессиональном сленге, которую можно услышать в любом гольф-клубе. Наверное, я имел странный вид, сидя нахмурившись, с блуждающим взглядом…

Моим партнером стал молодой, смуглый. Вообще-то я неплохо играю в бридж, но в тот вечер играл просто скверно. Они видели, что ввели меня в состояние озадаченности, и это позволило им расслабиться еще больше. Время от времени я смотрел на их невозмутимые лица, но ничего не мог на них прочитать. Не то чтобы эти люди казались иными, они и были иными. В отчаянии я повторял и повторял слова Петера Пинара…

Затем меня словно пробудило. Старик опустил руку, чтобы зажечь сигару. Но взял ее не сразу, на минуту откинулся назад на стуле и постучал по колену.

Это было движение, которое я запомнил, когда стоял перед ним на ферме под нацеленными на меня сзади пистолетами его слуг.

Незначительный эпизод длился всего секунду, я вполне мог его пропустить, именно в этот момент глядя в карты. Но нет, не пропустил, и обстановка тотчас стала проясняться. Мой мозг освободился от пелены, и я уже смотрел на этих троих с полным и абсолютным узнаванием.

Часы на камине пробили десять часов.

Казалось, что все три лица изменились прямо на моих глазах, раскрывая свои тайны. Молодой был тем самым убийцей. Теперь я увидел жестокость и беспощадность там, где раньше находил только благодушие. Сейчас я был абсолютно уверен, что именно его нож пригвоздил Скаддера к полу. И кто-то подобный ему всадил пулю в Каролидеса. Черты лица полноватого как бы расплывались и снова собирались вместе, когда я смотрел на него. Но это было не лицо, а сотня различных масок, и он мог выбрать ту или иную по желанию. Этот парень, должно быть, был превосходным актером. Наверное, это он выступал в роли лорда Аллоа накануне вечером, но, возможно, и не он, впрочем, это уже не имело значения. Уж не полноватый ли первым выследил Скаддера и оставил на нем свою карточку? Кажется, Скаддер говорил, что тот заметно шепелявил, и я представлял себе, насколько эта искусственная шепелявость делала картину еще ужаснее.

Но старик, конечно, был само совершенство! Ясный, холодный, ледяной, расчетливый ум, безжалостный, как паровой молот. Теперь, когда мои глаза были раскрыты, я старался понять, как мог раньше видеть в нем благожелательность? Его челюсти были тверды, как из закаленной стали, в глазах какой-то неестественный блеск, присущий скорее птицам. Я продолжал играть, но с каждой секундой в моем сердце росла ненависть. Она душила меня, я даже не мог ответить, когда мой партнер что-то сказал. Нет, боюсь, выносить эту компанию становилось все сложнее и сложнее…

— Господи боже мой, Боб! Ты только посмотри, сколько времени! — воскликнул вдруг старик. — Ты же опоздаешь на поезд. Понимаете, Бобу обязательно нужно ехать в город сегодня вечером, — добавил он, обращаясь ко мне. Причем голос его прозвучал теперь очень фальшиво.

Я взглянул на часы. Было почти половина одиннадцатого.

— Боюсь, вам придется отложить ваше путешествие.

— Черт вас побери! — громко воскликнул молодой. — Мне казалось, мы уже покончили со всей этой ерундой. Мне надо, понимаете, просто надо ехать. Причем как можно быстрее. Давайте я оставлю вам мой адрес и дам любые гарантии, какие вы только хотите.

— Нет, — твердо отрезал я. — Вы все останетесь здесь.

В этот момент, я думаю, они поняли, что игра пошла отчаянная. Единственный шанс у них был — это убедить меня, что я валяю дурака, но этот шанс, похоже, не удался. Старик заговорил снова:

— Я могу полностью и, если хотите, совершенно официально поручиться за моего племянника. Надеюсь, это должно вас удовлетворить, мистер Ханней.

Показалось ли мне, или я действительно ощутил, что он слегка запинался, несмотря на ровный голос? Должно быть, так и было, так как, когда я снова взглянул на него, его веки образовали складку, как у ястреба, а эта картина, похоже, навсегда запечатлелись в моей памяти.

Я засвистел в свисток.

На мгновение свет погас. Вокруг пояса меня обхватили крепкие руки, зажимая карманы, где мог находиться пистолет.

— Schnell, Franz! — закричал голос. — Der Boot, der Boot!1

И в этот момент я увидел двух моих ребят на залитой лунным светом лужайке.

Молодой парень кинулся к окну, выскочил наружу, перемахнул через низкий забор, и его уже было не догнать. Я схватил старика. Казалось, что комната наполняется какими-то фигурами. Я увидел, что полноватый схвачен, но взор мой был устремлен за окно, где Франц мчался по дороге к забору, за которым ступеньки вели на берег. Один из моих людей кинулся за ним, но безуспешно. Ворота за беглецом захлопнулись. Я видел это, продолжая держать старика за горло.

Неожиданно он вырвался и бросился к стене. Раздался щелчок, будто потянули рычаг, а затем где-то далеко, глубоко под землей начался глухой грохот. Через окно я увидел, как из шахты лестницы выползает облако известняковой пыли. Кто-то включил свет.

Старик смотрел на меня радостными глазами и кричал:

— Он в безопасности! Теперь вы не сможете его достать. Он ушел. Он победил! Он вас всех победил! Der Schwarzestein ist in der Siegeskrone2.

В глазах его появилось нечто большее, чем обычная радость победителя. Если раньше они напоминали мне просто глаза хищной птицы, то теперь в них светилась ястребиная гордость и горел какой-то ослепляющий фанатизм, и я впервые за все это время с ужасом осознал, против чего я боролся. Этот человек не был просто шпионом, нет, он действовал как истинный патриот…

Когда на его запястьях защелкнулись наручники, я сказал ему:

— Надеюсь, Франц тоже получит по заслугам. Должен сообщить вам, что «Ариадна» в наших руках уже около часа.

Три недели спустя, как знает весь мир, началась война. Я вступил в новую армию в первую же неделю, и благодаря моему опыту в Матабеле сразу же получил звание капитана. Однако, считаю, моя лучшая работа была выполнена до того, как я надел военную форму.

  1. Быстрее, Франц! На корабль, на корабль! (нем.).
  2. Черный камень в короне победителя! (нем.).
Оцените статью
Добавить комментарий