Преступник-невидимка — начальный фрагмент из романа Н. Э. Гейнце «Петербургский Шерлок Холмс», первого в цикле о частном сыщике Максиме Сергеевиче Карине. В качестве иллюстрации к посту использован фрагмент одной из иллюстраций из романа.
I. Два трупа
В одно прекрасное августовское утро все обитатели Васильевского острова были взволнованы страшной вестью об ужасном злодеянии, имевшем место на одной из его улиц в роскошном особняке барона Карла Августович фон Пеля, богатейшего и родовитейшего петербургского аристократа.
Дом барона стоял особняком от других домов, который был обнесен высокой каменной стеной, и для следственной власти представлялось непостижимым, каким путём убийца мог проникнуть в его почти недоступную крепость.
Жертвами ужасного злодеяния была прелестная семнадцатилетняя дочь барона Эмма и ее личная горничная Катя, ровесница своей госпожи. Преступление было совершено при исключительных обстоятельствах.
Рано утром в этот день старшая горничная Лиза, женщина сорока пяти лет, проснувшись в своей комнате, к своему крайнему изумлению заметила, что кровать её товарки Кати пуста, а одеяло лежит у двери, которая стоит полуоткрытой. Зная аккуратность своей сожительницы по комнате, Лиза сначала изумилась, но затем и встревожилась, когда увидела, что последняя после десятиминутного ожидания не возвращается.
Наскоро одевшись, горничная подняла брошенное одеяло, и к своему крайнему из ужаса удостоверилась, что платье и сапоги её товарки лежат на обыкновенных местах, и она покинула комнату, неодетая. Тревога закралась ей в сердце. Осторожно выглянула она в коридор, все еще надеясь, что Катя недалеко, но когда безмолвная тишина дома еще целых четверть часа не нарушалась ни малейшим шорохом, испуганная служанка убедилась, что дело неладно.
«Пойду посмотрю, не у барышни ли она… — подумала она и осторожно пошла по коридору».
Этот коридор, в который выходила дверь их комнаты, был коротенький и помещал в себе лишь три двери людских, но из него можно было повернув пройти прямо в другой, широкий и светлый, имевший, до десятка дверей в господские комнаты. Эти комнаты, находившиеся в первом этаже, занимала молодая хозяйка дома, тогда как отец и ее единственный брат Август имели свои апартаменты во втором.
Не успела Лиза сделать и нескольких шагов по этому коридору, как ее дикий, нечеловеческий крик огласил весь дом. Ее глазам представилась ужасная картина.
Посреди коридора, около самой двери спальни молодой баронессы и прямо против окна, весь залитый лучами яркого солнца, лежал окровавленный труп молодой девушки, в одной нижней сорочке, с перекошенным от предсмертного ужаса лицом. Вся грудь сорочки была пропитана яркой кровью, и среди этого красного пятна резко выделялась стальная ручка торчащего ножа.
Положение жертвы указывало на то, что молодая девушка была убита ударом ножа в тот момент, когда намеревалась войти в спальню своей госпожи. Дверь в последнюю была между тем крепко заперта.
На крики горничной сбежались остальные слуги, а вскоре показался и сам старик барон. Увидав ужасную картину, он пошатнулся, но не потерял присутствия духа.
— Где барышня? — был его первый вопрос.
Все невольно взглянули на закрытую дверь.
— Стучите к ней громче… — приказал он. — Необходимо ее разбудить… Она, видимо, спит…
Два лакея бросились исполнять приказание. Стараясь не затронуть трупа, они приблизились к двери и стали громко стучать в нее.
Ответом было гробовое молчание.
Лицо барона бледнело.
— Довольно!.. — наконец хрипло крикнул он. — Ломайте двери!..
— Не послать ли за полицией… — заметил кто-то робко.
— Без рассуждений, ломайте! — вне себя кричал старик. — Я приказываю…
Двери были выломаны, и первый вошел в комнату несчастный отец.
На первый взгляд в ней все было в порядке. Мебель стояла на своих местах, ни один стул не был сдвинуть с места и только в тишине, царившей тут, чувствовалось что-то зловещее.
Барон, как сумасшедший кинулся к широкой, утопавшей в кружевах кровати. Дикий крик ужаса сорвался с его губ. Лежащая на ней лицом к ней дочь была мертва. Он понял это по первому взгляду на нее, не дотрагиваясь до ее коченеющих рук. Юная белокурая красавица лежала с открытыми глазами и в них стоял такой предсмертный страх, что сомневаться в ее смерти не было возможности.
Крикнув, барон лишился чувств. Старика унесли в другую комнату, и растерявшиеся слуги едва догадались послать за полицией.
Все дальнейшие расследования этого преступления поставили в полнейший тупик следственную и прокурорскую власть.
Врач, осматривавший труп молодой баронессы, не нашел на нем никаких знаков насилия и высказал предположение, что смерть могла произойти только от отравления. Это подтверждалось еще тем, что на деснах мёртвой он нашёл следы от принятия стрихнина, который в коробке нашли у неё в столе.
— Это не иначе, как самоубийство… — сделал он своё заключение. — Убийство предположить нельзя…
Как бы в подтверждение этих слов, один из агентов, производивших тщательный обыск комнаты, подал следователю найденный им на туалете покойной запечатанный конверт. На нём не было адреса и его распечатали.
«Прости меня, милый бесценный папа! — стояло в маленькой записочке, находившейся в нем.— Я умираю, и ты знаешь почему… Не проклинай свою Эмму, она там, “на небе”, найдёт своё счастье, если оно не суждено ей здесь…Но вини и себя… Я знаю, ты никогда не примирился бы с “моим счастьем”, а жить без него я не могу… не хочу…»
Полиция окончательно потерялась.
Заявление врача и эта записка исключали предположение убийства, а между тем, оно было несомненно и это всеми чувствовалась.
— Тут какая-то чертовщина! — раздосадовано воскликнул следователь, когда все его попытки проникнуть в страшную тайну остались без успеха. — Сам чёрт, я думаю, тут ничего не поймёт, а где уж нам простым смертным!..
— Да, дело запутанное… — согласился прокурор. — Сюда надо теперь Шерлока Холмса.
— Постойте, идея! — вполголоса шепнул ему следователь. — пошлю-ка я за Кариным… Знаете, новым сыщиком, недавно так славно обработавшим целую разбойничью шайку… У него нюх… Он здесь скорее всех ориентируется…
— Что же, пошлите… Это дело… Те агенты, которые сейчас здесь ни к черту не годятся… Я знаю их достоинства… Но тот ведь не у нас на службе?..
— Да, он работает частно… У него даже несколько помощников… Преоригинальный человек… умный, начитанный, образованный… Редкость в своей сфере…
— Так посылайте же за ним… — торопил прокурор.
— Постойте!.. Эврика!.. — ударил себя по лбу следователь. — Я и забыл в первый момент… Не можете ли вы поговорить с ним? Вам удобнее…
— Давайте, давайте!.. Я с удовольствием…
— Только нашим никому ни гу-гу… обидятся…
— Да уж положитесь на меня…
Прокурор под каким-то предлогом покинул комнату.
Труп, лежащий в коридоре, горничной Кати, был внесён в эту же спальню и положен на стол.
Врач определил, что она умерла от удара острым ножом часа четыре тому назад, и смерть была моментальная.
Оставалась загадкой, зачем ей понадобилось в одной сорочке бежать ночью к своей барышне, без всякого зова так, как если бы был звонок, то вторая горничная должна была его услышать.
К допросу старого барона фон Пеля невозможно было приступить, так как он все ещё был в обмороке.
«Хорошо бы было… — думал про себя следователь. — Если бы Карин приехал раньше, чем старик очнётся… Я уверен, его показания дадут ему нить… Что здесь убийство и очень ловко задуманное, в этом я не сомневаюсь».
II. Незаметный след
Максим Сергеевич Карин, известный преступному миру энергичный я неустрашимый сыщик, почти всю ночь провел вне дома и теперь рад был что, наконец, попал в свою уютную теплую квартиру.
Заменив пиджачную пару халатом, он удобно уселся в широкое мягкое кресло и, потягивая из стакана горячий кофе, принесенный его заботливой экономкой и няней Домной Федоровной, пожилой добродушной старушкой, предался отдыху.
Тяжелая работа, требующая постоянного напряжения сил и ума, оставляла ему так мало часов досуга, что он в эти минуты был несказанно счастлив, чувствуя себя свободным после только что оконченного дела. Иногда у него являлась прямо потребность не думать о делах, помечтать, отдохнуть, но ему редко приходилось доставлять себе эту роскошь. Так и сегодня ему недолго пришлось оставаться в бездействии.
Не успел он допить и одного стакана кофе, как звонок телефонного аппарата, стоявшего на столе, раздался резко, тревожно.
Сыщик поспешил к аппарату.
— Алло! Кто говорит? — прикладывая трубку к уху, спросил он и сейчас же улыбнулся. — Ага, прокурор Чубарский…
Последовало пространное объяснение.
По мере слушания лицо Карина становилось все серьезнее.
— Убийство… две жертвы… — время от времени срывалось с его губ. — Это интересно!.. Симуляция самоубийства… Да, да… я приеду… сейчас приеду… Прощайте…
Он положил трубку и позвонил. В комнату тотчас вошла экономка.
— Платье, сапоги, пальто… — коротко приказал он. — Разбудите Вадима…
— Да никак вы опять уходите… — с ужасом всплеснула она руками. — Поберегите вы себя!..
— Необходимо… Поторопитесь… — оборвал он ее. — Через пять минут я должен выйти из дома…
— Хорошо! Хорошо! — засуетилась она.
Через несколько минут, когда он одевался в спальне, туда вошел небольшого роста блондин с симпатичным простодушным лицом, и остановился в дверях.
— Ты меня звал, Макс?.. — спросил он.
— Да… Новая работа… Собирайся… Немедля отправимся…
— Что случилось?..
— Убита дочь барона фон Пеля… и при весьма загадочных обстоятельствах…
— Откуда ты знаешь?
— Меня вызвали по телефону…
— Ого, ты делаешься известностью… — улыбнулся блондин.
— Нечего болтать пустяки!.. — резко оборвал его Карин. — Надо торопится… А то все следы будут заметены… Живо собирайся…
Не более, как через четверть часа оба сыщика выходили из дома.
Расстояние от дома барона фон Пеля до места, где жил Карин, было порядочное, и сыщики сели на извозчика.
Максим Сергеевич всю дорогу молчал. Красивое энергичное лицо его было нахмурено, а неопределенного цвета темные глаза задумчиво смотрели вдаль.
Не доезжая дома, где было совершенно преступление, который нетрудно было узнать по собравшейся около него толпе, они сошли с извозчика и вмешались в нее.
— Иди, поброди около дома… — шепнул Карин своему помощнику, — я пойду внутрь… Узнай, что болтают…
И он скользнул в дом.
Прокурор и следователь в это время перешли из комнаты, где было совершено преступление, в соседнюю гостиную, куда для допроса ждали барона. Карину это было более чем на руку.
Он незаметно вошел в спальню баронессы, несколько секунд с грустным любопытством всматривался в ее прелестное неподвижное личико, а затем, взяв ее руки в свои, начал рассматривать их. Потом он вынул из кармана небольшую лупу, поднес к ногтям убитой и некоторое время внимательно исследовал их. Под одним и этих миниатюрных ноготков ему удалось заметить черную точку. Осторожно достав ее перочинным ножичком, он положил к себе на ладонь и долго смотрел на нее.
«Она царапнула что-то, покрытое черным лаком… — подумал он. — Но что? И когда?»
Вдруг он чуть не вскрикнул от радости.
Случайно взглянув на стену около кровати, покрытую темным ковром, он увидел висевшую на нем слуховую трубку домашнего телефона, оставшуюся до сих пор никем незамеченной.
— Сейчас узнаем, куда он проведен… — проворчал сыщик и вышел в коридор.
Искать ему пришлось недолго. Телефон имел конечным пунктом комнату горничных, вторая слуховая трубка висела над кроватью убитой Кати.
«Теперь я понимаю, зачем бежала эта девушка ночью к барышне… — подумал Карин. — В эту опасность та, видимо, ей позвонила… Они может быть даже говорили… Но отчего же она умерла?..»
Он вернулся в комнату и бесцеремонно, как будто это была вещь, обнажил тело юной баронессы и стал внимательно рассматривать. Оно было чисто, как мрамор.
«Не отравилась же она на самом деле стрихнином… — как думает болван доктор. — С досадой подумал сыщик. — Я больше чем убежден, что стрихнин дальше десен не проникал в ее организм… Она убита как-то иначе… Но как?..»
Вдруг он хлопнул себя по лбу.
«Как не догадался?.. Яд введен в организм при помощи шприца, и яд сильнейший, чем стрихнин… Скорее за поиски его следов…»
И он с лихорадочной поспешностью принялся вновь за осмотр тела убитой. Перевернув ее на спину, он приподнял золотистую массу волос, прикрывшую шею, и довольно улыбнулся. Около самого уха виднелась крошечное багровое пятнышко.
— Теперь мне все понятно… — прошептал он. — Преступление задумано и совершено с адским расчетом… Не успей жертва в последнюю минуту дать знать горничной об опасности, никто бы не догадался, что здесь преступление, и все оплакивали бы девушку, как самоубийцу… Несомненно убийца пришел через двери и, когда выходил, столкнулся с горничной… Но кто же он? Какая цель всего этого?..
Вопросы эти оставались пока что неразрешимыми.
Уложив убитую в прежнюю позу, сыщик внимательно осмотрел ковер около кровати, ночной столик, все стоявшее и лежавшее на нем, а затем уж перешел к трупу горничной. Тут все было на лицо, и не приходилось искать ужасной смерти.
Гораздо больше интересовала сыщика дверь комнаты. Мельком взглянув на убитую девушку, он быстро подошел к двери и наклонился над ее замком.
— Ничего… — разочарованно прошептал он, внимательно осмотрев в лупу медную дощечку с отверстием для ключа… ни одной царапины… Но, однако, он как-нибудь да вошел сюда…
Разрешить эту загадку ему не пришлось, так как за ним прислал следователь.
— Господин Карин… — подошел к нему один из полицейских чинов. — Вас просят рядом в комнату… Сейчас начнется допрос с бароном…
— Хорошо, иду… — рассеянно отвечал сыщик и, окинув ещё раз внимательным взглядом комнату, последовал приглашению.
В соседней небольшой бледно розовой гостиной, действительно, все было готово, чтобы приступить к допросу старика фон Пеля. Он сидел уничтоженный и потрясенный посреди комнаты, в глубоком вольтеровском кресле, а его доброе старческое лицо как бы застыло от боли, и немой ужас отражался в глазах. Около него стоял высокий представительный господин в золотом пенсне, видимо, доктор и время от времени подносил к его носу хрустальный флакончик, находившийся в его руках.
Карин не преминул обратить на него внимание.
— Это кто? — тихо спросил он следователя, присаживаясь сзади него на стул.
— Домашний доктор барона… — так же тихо отвечал тот. — Вальц, Альберт Генрихович…
— За ним посылали? — задал вопрос сыщик.
— Не думали… Он объяснил, что заехал случайно…
Насмешливая улыбка тронула губы Карина, но он ничего не сказал.
— Может, господин барон ответит на несколько вопросов, которые я предложу ему?.. — громко спросил следователь, принимая официальную позу.
— Спрашивайте… — Слабым голосом отвечал старик. — Только я бы просил удалить лишних свидетелей.
Прокурор сделал знак агентам, чтобы они удалили толпившихся в дверях слуг.
III. Страшное подозрение
Барон несколько минут как бы собирался с мыслями.
— Что вы хотите, чтобы я рассказал вам? — наконец с трудом произнес он. — Я готов…
— Вам сообщили, что смерть вашей дочери последовала от убийства? — спросил следователь.
Несчастный отец вскрикнул.
— Самоубийство! Опять самоубийство!..
— Да, к несчастью пришлось установить этот факт. Молодая баронесса оставила записку… Угодно, мы вам покажем ее?
Старик протянул дрожащие руки.
— Дайте мне ее… дайте… Скорей…
Ему передали просимое. Он несколько секунд как бы не решался прочесть ее, только бессмысленно водил по комнате глазами, но затем разом углубился в нее.
Жалобный стон слетел с ее губ, когда он кончил.
— Это ложь… Я никогда не встал бы на дороге к ее счастью!.. — произнес он. — Это ложь!..
— Спросите, не желала ли убитая девушка выйти замуж за человека, который не нравился отцу? — шепнул Карин следователю.
Тот повторил вопрос.
— Да, она хотела это сделать… — отвечал барон. — Но клянусь, и не думал отговаривать ее… Чтобы яснее поняли, почему я это не делал и не сделал бы, я должен сказать вам, что шесть месяцев тому назад я потерял свою старшую дочь, Марию, тоже лишившую себя жизни… О, я едва пережил тогда этот ужас, чтобы желать повторить его!..
Старик, закрыв лицо руками, громко застонал. Присутствующие с глубоким сожалением смотрели на него.
— Это было так… — после небольшой паузы продолжал он. — Я страстно люблю своих детей… У меня было две дочери и сын… Старшая, Мария, удивительная красавица и умница, была моей любимицей… Жены я лишился уже более десяти лет… И вот, в один прекрасный день, Мария приходит ко мне и говорит, что любит одного молодого человека, бедного, не знатного, и хочет стать его женой… Я возмутился… Видеть свою дочь в мещанской среде было выше моих сил… Я ей отказал… На другое утро ее нашли отравившейся.
Тяжелое воспоминание снова лишило сил барона. Доктор заботливо поднес флакон к его носу. Старик с усилием пришел в себя.
— Ее точно так же нашли в запертой комнате, как и Эмму, в одной сорочке, — продолжил он. — Я тогда чуть не сошел с ума… Она тоже оставила записку… содержание их почти одинаково…
— Вы не сомневаетесь, что они писаны вашими дочерьми? — неожиданно прозвучал вопрос сидевшего за спиной следователя, сыщика.
Барон отвечал не сразу. Эта мысль, видимо, поразила его, и он внимательно взглянул на находившийся у него в руках листок с последними строками покойной.
От Карина не ускользнуло, что стоявший у стула старика доктор Зальц метнул в его сторону испуганный взгляд.
— Не знаю, право… что на это ответить, — нерешительно ответил допрашиваемый. — плохо знаю почерки дочерей… но… кажется, что их рука… Да, да… вот характерные крючки, особенность почерка Эммы…
— Но вы не уверены, что это не подделка? — настаивал сыщик.
— Нет, не уверен… не твердо отвечал барон.
— И конечно ни минуты не сомневались, что ваша старшая дочь сама лишила себя жизни, а не сделалась жертвой преступления?
— Боже, что вы говорите! — с ужасом воскликнул потрясенный старик. — Мария не отравилась…
— И не думала… — громко прозвучал ответ Карина. — Оба самоубийства ваших дочерей грубая симуляция… Я утверждаю это… Доказательство убитая — горничная…
— Но кому же это нужно?!.. Кому?..
— Пока я не знаю, но думаю разыскать преступника… — с ударением произнес сыщик
При последних словах, взгляд его упорно был устремлен на доктора, проявлявшего трогательную заботливость в уходе за своим пациентом, но странное дрожание рук и бледность лица его обратили на него внимание агента.
Следователь, немного сбитый с толку вопросами Карина и несколько этим раздосадованный, стал сам продолжать допрос. Он спрашивал барона так неумело и о таких вещах, которые не могли пролить ни луча света на это темное дело, что Максим Сергеевич, наконец, обозлился.
— Позвольте мне задать господин фон Пелю несколько вопросов, — решительно сказал он, вставая. И не дожидаясь ни возражения, ни согласия, спросил:
— Скажите, барон, кому может быть выгодна смерть ваших дочерей?
— Смерть… моих дочерей… — изумленно повторил тот. — Да никому…
— Но ведь вы богаты, даже очень богаты.
— Да… но…
— Кому должно перейти ваше состояние после смерти?
— Конечно, детям… Что за вопрос…
— Ну, а теперь?
— Сыну…
— У вас есть завещание?
— Нет… Оно для меня ни к чему… наследство некому оспаривать…
— А где теперь находится ваш сын?
Старик вздрогнул и испуганно взглянул на сыщика.
— Где Август… не знаю… Он, видимо, не ночевал дома… а то бы он был здесь.
— И часто ваш сын не ночует дома? Глаза барона засверкали гневом.
— Что за вопросы! — вспыльчиво крикнул он. — Кому какое дело до моего сына! Уж не подозреваете ли вы его!..
Карин не моргнул глазом.
— Ничего подобного, барон, я только хотел установить, каким образом убийца мог проникнуть в дом… Если ваш сын часто поздно возвращается, то вероятно он имеет свой ключ… Не этим ли путем проник и убийца…
— Что за пустяки… — покачал головой фон Пель. — Дам я мальчишке ключ! Он звонит к швейцару, как бы поздно ни приходил…
— Вы уверены в этом?
— Конечно! Дверь всегда на цепи… — Тогда остается предположить, что убийца проникает в дом через сад… — сказал Карин.
— И это невозможно! — возразил ему старик, — у меня злейшие сторожевые псы… Они разорвут всякого, кто осмелится проникнуть в сад…
Сыщик нахмурил высокий лоб.
— Нельзя ли позвать сюда швейцара? — попросил он. — Не может ли он что-нибудь сказать…
Это же тотчас было исполнено. Швейцар, высокий бравый мужчина с открытым честным лицом, производил очень приятное впечатление. Он почтительно поклонился во все стороны и, как бы сознавая, что главное начальство теперь следователь и прокурор, вытянулся перед ними в сторонку.
— Что прикажете-с? — говорила вся его поза.
Карин, окинув его молниеносным взглядом, не замедлил задать ему вопрос:
— Скажи, любезный… — обратился он к нему. — Не отворял ли ты сегодня ночью кому-нибудь дверь?
— Отворил, как же-с… — ответил тот.
— Кому?
— Барон-с приехали, часов в двенадцать.
— Который, старый, или молодой? — Старший барин-с…
— Ну, а ещё?
— И молодому, также-с…
В глазах сыщика зажегся огонек.
— Когда это было, быстро спросил он.
— Швейцар замялся.
— Верно не могу-с сказать… А поздно, очень поздно. Не взглянул, по правде сказать, на часы… Да они вскоре и ушли…
— Ушел? — с деланным удивлением воскликнул сыщик. — И ты запер за ним дверь?
— Конечно-с…
— Он был один?
— Один…
— И долго он был в доме?
— С час, или полчаса, не больше… — И ты ничего не заметил в нем странного, когда он уходил? — допытывался Карин.
Тягостное молчание царило в комнате во время этого допроса.
Старый барон, сидевший с закрытыми руками лицом, при последнем вопросе сыщика, стремительно вскочил с кресла
— Милостивый государь… — пронзительно закричал он. — Как вы смеете задавать подобные вопросы!.. Мой сын ни с какой стороны не может быть причастен к убийству! Он обожал свою сестру… Слышите ли!.. Вы оскорбляете в его лице меня! Я прошу вас замолчать!
— А все-таки и попрошу швейцара ответить на мой вопрос… — холодно заявил сыщик. — Ну-с, что же вы заметили, — обратился он к последнему.
Бравый парень съежился.
— Ничего-с… — нерешительно ответил он.
— Это ложь… — решительно отчеканил Карин. — Ну-с, я жду правды…
Жуткое молчанию было ему ответом.
Только один доктор Вальц, как хорошо заметил сыщик, злорадно улыбнулся.
IV. Любезный помощник
Швейцар все же медлил с ответом. Он испугано поглядывал в сторону взволнованного барона и молчал.
Тонко улыбнувшись, Карин обратился к последнему:
— Господин фон Пель, будьте добры приказать вашему служащему ответить сущую правду… Обещайте, что вы не прогоните его с места за нее…
Старик секунду колебался.
— Говори… — наконец, отрывисто бросил он.
— Ну-с, мы ждем… — сказал следователь. — Что же вы заметили странного в поведении молодого барона?
— Взволнованы они очень были… — запинаясь, начал швейцар. — В руках несли какой-то пакет, в белой бумаге… Крикнули на меня сердито так, когда долго не мог попасть ключом в замок…
— И это все? — разочарованно спросил прокурор.
— Все-с… — после мимолетного колебания отвечал тот.
Карин отлично заметил это колебание, но внезапная перемена мыслей заставила его оставить этот факт, как бы незамеченным. Он тоже принял разочарованный вид и даже шепнул следователю:
— Я ожидал большего от допроса этого парня…
— Вы думаете, молодой барон не причем в этом убийстве? — тихо спросил тот.
— Этого я не скажу… Но, во всяком случае, не принимайте никаких мер против него…
— А если найдутся улики?
— О, тогда другое дело!..
Причиной перемены первоначальных подозрений сыщика был, как это ни странно, доктор Вальц. Инстинкт опытный ищейки внушил Карину недоверие к этому человеку, а когда этот последний не мог скрыть злорадной, и в тоже время торжествующей улыбки, лишь тень подозрения упала на сына барона, его антипатия к нему усилилась.
Свое первоначальное мнение, что не действовал ли молодой фон Пель заодно с доктором, желая один получить огромное состояние отца, улетучилось, как дым, после этого открытия.
«Хотя я еще не знаю, что за фрукт этот молодой барончик… — подумал он. — Но одно несомненно, он не в стачке с доктором… А что этот последний с какой-нибудь стороны да причастен к убийству, это несомненно… Иначе, с какой бы стати он очутился здесь такую рань… Я никогда не поверю, что это случайность… Не буду спускать с него глаз…»
И гениальный сыщик, действительно, не выпускал больше из виду заботливого эскулапа.
Дальнейший допрос остальной прислуги дома не дал ничего интересного. Когда он был кончен, следователь вновь обратился к барону с вопросом, не знает ли он, где в настоящее время находится его сын и нельзя ли его вызвать для дачи показаний.
— Не знаю… — резко отвечал старик. — Мой сын в таком возрасте, когда не спрашивают позволения родителей выходить из дома.
— Но все-таки, вы знаете, где он ночует? — мягко настаивал представитель правосудия.
— Нет! — послышался упорный ответ.
— Однако, показания вашего сына для нас более чем интересны, — рассердился следователь. — Ведь он единственный человек, бывший ночью в доме в бодрствующем состоянии… Вы должны понять, что его показания для нас крайне важны… даже необходимы…
— Я уверен, что мой сын ничего не знает… — гордо отвечал старик. — Иначе он давно был бы здесь… Ваши подозрения на его счет более чем неуместны…
— Мы ничего и не подозреваем… — поспешил успокоить его. — Нам только необходимо его допросить.
— В таком случае, когда он вернется, я пришлю его к вам… — заявил барон.
Он теперь совершенно оправился и с гордым достоинством истого аристократа смотрел на судейских чиновников.
Вальц, роль которого около больного была кончена, отошел от него и через толпу слуг незаметно пробрался к двери.
Карин, не спускавший с него глаз, лишь только он выскользнул за нее, последовал его примеру. Несмотря на то, что он сделал это тотчас же, когда он оглядел коридор, доктора уже не было. Не зная ещё хорошо расположения дома, сыщик не знал, куда он мог скрыться, и наугад пошел направо, в ту сторону, где были людские и спальня убитой баронессы. Но увы, его там не было.
Тогда сыщик быстро бросился по другому направлению. Дойдя до противоположного конца коридора, он очутился перед довольно широкой, устланной ковром лестницей, ведшей на верхний этаж дома, по которой он без малейшего колебания стал подниматься. Лишь только он достиг последней площадки и не успел войти точно такой же коридор, как и внизу, он ясно услышал звук запираемой двери, а затем тяжелые шаги, направлявшиеся в его сторону.
Тотчас сыщик принял самый беззаботный вид. Через несколько секунд он столкнулся лицом к лицу с доктором Вальцем.
Последний был, видимо, слегка взволнован и подозрительно покосился на Карина.
— Что вы здесь ищите? — довольно нелюбезно спросил он.
— Хочу определить, как мог убийца попасть в дом… — развязно отвечал сыщик, делая вид, что осматривает пол и стены коридора.
— Но ведь это надо делать на нижнем этаже…— заметил тот.
— Да, но моя метода поимки преступников говорит, что не надо пренебрегать и верхним… — глубокомысленно отвечал сыщик.
Доктор вдруг оказался разговорчивым. Он взял сыщика за борт пиджака и таинственно сказал:
— Хотите, я помогу вам в вашей тяжелой задаче?
— Вы? — деланно изумился тот.
— Ну, да, я, что это вас удивляет? Я старый друг этого дома и знаю все его тайны…
— Но почему же вы не рассказали их там внизу… следователю и прокурору?
Вальц нетерпеливо передернул плечами.
— Как вы недогадливы, а ещё сыщик! Я бедный человек, дорожащий заработком, а барон платит более чем хорошо… Начни я показывать против него, он найдет другого врача… а их так много… — лицемерно вздрогнул он. — Теперь понимаете мотивы, заставившие меня молчать?..
— Конечно, конечно… — закивал головой Карин.
— А между тем, меня возмущает, что убийца может ускользнуть от правосудия, — продолжал доктор. — Как ускользнул и первый раз…
— Вы говорите о смерти старшей баронессы? — спросил сыщик.
— Именно, именно! Если бы вы знали, какой это был ангел! Красавица, умница, музыкантша, певица, художница… все, что хотите!.. Я сразу оценил вас по достоинству, когда вы впервые усомнились в формальности ее смерти… Я давно это подозревал.
— Но почему же молчали?
— У меня не было твердой почвы под ногами… И опять, эта проклятая борьба за существование… Подними я голос, барон выгнал бы меня…
Карин глубокомысленно нахмурился.
— Постойте, постойте… — остановил он движением руки доктора. — Я вас слушаю, и мне приходит на ум ужасная мысль, что я был прав, подозревая во всех этих преступлениях сына барона… Не так ли?
В темных лукавых глазах Вальца мелькнуло уже знакомое сыщику выражение злорадного торжества. Между тем, он уныло покачал головой.
— Да, как это ни ужасно, но это так…Бедный барон… это будет для него такой удар…
— Который он едва ли переживет… — заметил, как бы нечаянно сыщик.
Доктор недоверчиво взглянул на него.
— Почему вы так думаете? Он очень крепок…
— Это я просто так, к слову… — поспешил поправиться Карин. — И так как мое предположение подтверждается, то не дадите ли вы мне и некоторые данные…
— Если вы обещаете, что никоим образом об этом не узнает барон… То есть, что они исходят от меня все…
Сыщик внутренне улыбнулся.
Один взгляд на сшитый у лучшего портного и совершенно новый костюм почтенного эскулапа, на его стоящие, по меньшей мере, несколько словоохотливого собеседника.
— Барон никогда об этом не узнает… Даю вам слово…
— Благодарю вас… — порывисто пожал ему руку Вальц. — Теперь значить я спокойно могу говорить?
— Я вас слушаю…
Доктор нервно огляделся кругом.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал наш разговор… — сказал он. — Но кажется, мы одни?
— Совершенно! — отвечал Карин в свою очередь убеждаясь, что вблизи них никого нет. Коридор, в котором они стояли, действительно был пуст, так как все живущие в доме сконцентрировались внизу.
