Подборка статей об отце Брауне, главном герое детективных рассказов английского писателя Гилберта Кита Честертона.
Отец Браун
Отец Браун, толстенький неприметный коротышка с высоким голосом и неизменным большим черным зонтом, герой пяти сборников рассказов, написанных в период с 1911 под 1935 годы, без сомнения, один из самых странных сыщиков-любителей в мировой литературе.
Гилберт Кит Честертон словно задался целью скомпрометировать его интеллектуальное и нравственное превосходство над окружающими негативным портретом. Маленький священник из эссекской деревни воплощал самую суть этих скучных мест: глаза его были бесцветны, как Северное море, а при взгляде на его лицо вспоминалось, что жители Норфолка зовут клецками… Таким предстает отец Браун при первом выходе к читателю (Сапфировый крест). Да и позже он удостаивается не намного более лестных характеристик: Браун смотрел в пространство бессмысленным идиотским взором. Он всегда казался идиотом, когда его ум работал особенно напряженно; у него рыбьи глаза, не очень изящная походка и тому подобное.
Честертон мало озабочен пропиской своего героя. Деревня в графстве Эссекс довольно быстро была забыта, отец Браун мельком упоминает иногда о своем приходе в лондонской маленькой церкви за углом, а чаще просто оказывается в ситуации, требующей незамедлительного расследования весьма своеобразен. Отец Браун — священник, а не полицейский, и этим объясняется его отношение к преступнику: главная задача расследователя — обнаружив виновного, постараться наставить его на путь истины. Мне все известно, но никто другой не узнает ничего; тебе самому решать, я отступаюсь и сохраняю эту тайну, как тайну исповеди. Решай, ибо ты еще не стал настоящим убийцей, не закостенел во зле, — говорит священник Уилфриду, решившему радикально пресечь грехопадение своего брата — большого ходока по чужим женам (Происшествие в Боэн Биконе).
Преуспел в этом деле отец Браун всерьез лишь однажды, но об этом случае нельзя не упомянуть. Речь идет о знаменитом воре Фламбо, против которого отец Браун действует в нескольких рассказах первого сборника и который со временем становится лучшим другом священника, порывает с преступным прошлым, работает частным сыщиком, а потом уезжает в Испанию, заводит семью и сам становится частным священнослужителем. В Тайне Фламбо он, шокировал одного из своих гостей, американца Чейса, признается, что он — тот самый вор, за которым по сей день охотится полиция обоих полушарий, и ничего не могло остановить его в этом занятии двадцать лет. Только мой друг сказал мне, что он знает, почему я краду. И с тех пор я больше не крал. Этот друг — отец Браун, перехитривший Фламбо в рассказе Сапфировый крест, догадавшийся, что означают Странные шаги, разоблачивший самое красивое преступление Фламбо в Летучих звездах.
Образ Фламбо — самостоятельная ценность рассказов об отце Брауне; это откровенно романтический герой, благородный разбойник, веселый грабитель богатых. Романтизм — вообще характерная черта мировоззрения и творчества Честертона. В рассказах серии об отце Брауне он проявляется и в выборе персонажей — отчасти условных, порой символических, и в системе взаимоотношений между ними, и даже в пышных пейзажных картинках — не столь частом компоненте детектива, чтобы игнорировать их наличие, их ярко выраженный настроенческий смысл. Тысячи рук лес были серыми, а миллионы его пальцев — серебряными. В сине-зеленом сланцевом небе, как осколки льда, холодным светом мерцали звезды… Черные промежутки между стволами зияли бездонными черными пещерами неумолимого скандинавского ада — ада безумного холода… Ничто не располагало в такую ночь к осмотру кладбища. И все-таки, пожалуй, его стоило рассмотреть.
Отец Браун — олицетворение религиозной веры в ее земном переосмыслении (недаром целый сборник — Неверие отца Брауна — посвящен разоблачению мистических настроений, охвативших в 20-е годы значительную часть английского общества). Он, если можно так выразиться, практик-проповедник, ловец человеков, не ждущий покаяния на пороге храма, а активно ищущий заблудшие души в их греховной мирской среде обитания.
В силу такой ориентации героя писатель, естественно, склонен в качестве криминальных сюжетов избирать нестандартные ситуации из сферы морально-нравственных отношений, невозможность разрешить которые мирным путем приводит человека к преступлению. Блестящий пример такого рода — в Страшном преступлении Джона Боулнойза. Сэр Клод ненавидит великого философа Боулнойза за его отрешенность от земных проблем и, в частности, за то, что тот не реагирует должным образом на ухаживания Клода за миссис Боулнойз. Расценив подобное равнодушие как смертельное оскорбление, сэр Клод решается на самоубийство (что, конечно, больше напоминает поведение средневекового самурая, нежели британского джентльмена XX столетия), но обставляет дело так, чтобы на витающего в облаках философа пало-таки серьезное подозрение в убийстве по почве ревности. Отдельные детали рассказа обязаны своим существованием едкой зоркости автора-нравоописателя: Боулнойз сам открыл дверь журналисту и сообщил, что он ушел в парк. Журналист ни на секунду не усомнился в информации, ибо в приличном английском доме дверь должен открывать слуга, а не хозяин… Отец Браун, оказавшийся в эпицентре событий, проявляет, помимо тонкого понимания психологии ущербного, закомплексованного сознания, основательную осведомленность в криминалистике.
В Алиби актрисы основа расследования преступления на театральной сцене — в четком разграничении психологии поведения немок и итальянок, а весьма специфические черты латиноамериканского характера, понятные отцу Брауну, однако неведомые впечатлительному, но недалекому журналисту, стали альфой и омегой рассказа Скандальное происшествие с отцом Брауном.
Примечательно, что в рассказах Честертона львиная доля читательского внимания оказывается направленной не на детективное расследование, а на знакомство с бытом и нравами общества. Эта позиция обеспечивает творческим методом героя-сыщика, который подробно декларирован в одном из поздних рассказов.
Однажды, будучи в гостях у своего друга Фламбо в Испании, отец Браун подвергся пристрастному допросу со стороны американского путешественника и журналиста Чейса.
— Мы видим, что ваш метод очень отличается от методов других детективов — как вымышленных, так и настоящих. Кое-кто даже высказывал предположение, что у вас просто нет метода.
Отец Браун помолчал, потом слегка шевельнулся — или просто подвинулся к печке — и сказал:
— Простите… Да… Нет метода… Боюсь у них нет разума…
— Я имел в виду строго научный метод, — продолжал его собеседник. — Эдгар По в превосходных диалогах пояснил метод Дюпена, всю прелесть его железной логики. Доктору Уотсону приходилось выслушивать от Холмса весьма точные разъяснения с упоминанием мельчайших деталей. Но вы, отец Браун, кажется, никому не открыли вашей тайны… Кое-кто у нас говорил, что ваш метод нельзя объяснить, потому что он больше, чем метод. Говорили, что вашу тайну нельзя раскрыть, так как она — оккультная…
Отец Браун шумно вздохнул. Он уронил голову на руки, словно ему стало трудно думать. Потом поднял голову и глухо сказал:
— Хорошо! Я открою тайну…
— Тайна… — начал он и замолчал, точно не мог продолжать. Потому собрался с силами и сказал: — Понимаете, всех этих людей убил я сам.
— Что? — сдавленным голосом спросил Чейс.
— Я сам убил всех этих людей, — кротко повторил отец Браун. — Вот я и знал, как все было… Я тщательно подготовил каждое преступление… Я упорно думал над тем, как можно совершить его, — в каком состоянии должен быть человек, чтобы его совершить. И когда я знал, что чувствую точно так же, как чувствовал убийца, мне становилось ясно, кто он… Я не изучаю человека снаружи. Я пытаюсь проникнуть внутрь. Это гораздо больше, правда? Я — внутри человека. Я поселяюсь в нем, у меня его руки, его ноги, но я жду до тех пор, покуда я не начну думать его думы, терзаться его страстями, пылать его ненавистью, покуда не взгляну на мир его налитыми кровью глазами и не найду, как он, самого короткого и прямого пути к луже крови. Я жду, пока не стану убийцей.
— О! — произнес мистер Чейс…
Столь серьезно заявленная программа действий удивительно сочетается с предельной скоротечностью проводимых отцом Брауном расследований. В редком случае обнаружение преступника происходит не в один присест. В рассказе Странные шаги совершение преступления и его раскрытие происходят практически одновременно, при этом отец Браун использует только собственный слух и острую наблюдательность.
Философ в сутане
Преступление… то же произведение искусства.
Не удивляйтесь: преступление далеко не единственное
произведение искусства, выходящее из мастерских преисподней.
Но каждое подлинное произведение искусства, будь оно Небесного
или Дьявольского происхождения, имеет одну непременную особенность:
основа его всегда проста, как бы сложно ни было выполнение.
Отец Браун о сути своего дедуктивного метода в рассказе Странные шаги
Когда, идя навстречу читательским пожеланиям и в не меньшей мере собственной художнической потребности, Артур Конан Дойл решил воскресить своего безвременно канувшего в небытие Шерлока Холмса, большая часть британской литературной критики предпочла никак не откликнуться на эту чудесную метаморфозу. Определенный диссонанс в заговор снобистского молчания высоколобых внес лишь начинающий журналист и эссеист, недвусмысленно утверждавший на страницах лондонской Дейли ньюс в 1901 году: …герой Конан Дойла является, пожалуй, единственным литературным персонажем со времен Диккенса, который прочно вошел в жизнь и язык народа, став чем-то вроде Джона Булля или Санта-Клауса.
Звали этого молодого литератора Гилберт Кийт Честертон. Ему, получившему элитарное гуманитарное образование и с ранних лет обнаружившему парадоксальный склад ума, демонстративную склонность к полемике и неуклонное стремление к отстаиванию неортодоксальных социальных, этических и эстетических идей, в то время еще, вероятно, было невдомек, что треть века спустя в читательском сознании столь же отчетливо и рельефно запечатлеется не менее оригинальный и эксцентричный герой, родившийся в его собственном творческом воображении: неприметный священник из церкви Святого Франциска Ксаверия, носящий самое что ни на есть заурядное имя Браун.
Ныне обширное, насчитывающее около сотни томов в разных жанрах литературное наследие Честертона стало достоянием дотошных биографов и пристальных исследователей, и неудивительно: мало кто из англоязычных литераторов первой половины нашего бурного века вызывал столь ожесточенные столкновения современников. Однако на долю отца Брауна, то и дело оказывающегося в эпицентре леденящих кровь, а то и попросту невероятных происшествий, выпала симпатия на редкость прочная и устойчивая. Низкорослого священнослужителя в длиннополой сутане, неуклюжей шляпе и с неизменным зонтиком, беспомощного в самых обыденных житейских ситуациях и неустрашимого в борьбе с многоликим злом, без оговорок готовы принимать даже те, кому не по нраву остросатирические, гротескные картины действительности, встающие со страниц романов Человек, который был Четвергом (1908), Жив-человек (1912), Перелетный кабак (1914), многочисленных теологических, исторических и литературно-биографических произведений Честертона.
Иные из последних и впрямь можно счесть данью остроумного, язвительного прозаика непростому времени, в которое он жил. Однако характернейшей чертой облика яркого писателя и мыслителя является как раз то, что все его творчество, независимо от жанров и фабульного наполнения, отмечено бесспорным идейным единством, в центре которого — гуманистическое видение человека и его удела, глубоко позитивное отношение к жизни и своеобразно парадоксальная, как, впрочем, и все у Честертона, апология здравого смысла. Так что неприметный отец Браун, не перестающий удивлять окружающих истинно христианским смирением, предстает законным носителем авторской этико-мировоззренческой программы. Этаким философом в сутане, за гранью каждого экстраординарного события не перестающим видеть проявление некой высшей духовной закономерности, иными словами — нравственного императива.
Пять новеллистических книг, вместивших в себя около сотни рассказов, непременным участником и фабульным мотором которых становится отец Браун, создававшиеся Честертоном на протяжении четверти века (первая, Неведение отца Брауна, вышла в 1911 году, позднейшая, Скандальное происшествие с отцом Брауном, за год до смерти автора, в 1935-м, — убедительное тому свидетельство).
Скромный служитель католического культа (что само по себе уже неминуемо должно было вызвать психологическое отторжение преобладающей части респектабельных англичан из среднего класса), отец Браун нимало не напоминает ни элегантного Шерлока Холмса, ни меланхоличного Огюста Дюпена из новелл Эдгара По. Он, что называется, мелкая сошка, неутомимо трудящаяся на благо своих небогатых прихожан. За ним посылают в минуты тяжких испытаний, он призван выслушивать исповеди умирающих и возносить молитвы за их души. И как-то само собой получается, что, будучи вовлечен в непримиримые антагонизмы реального бытия, всегда оказывается на стороне страждущих и обиженных, помогая соединиться влюбленным, отводя железное жало закона от облыжно обвиненных, без колебаний беря на себя в случае надобности функции судьи.
На склоне творческого пути, в 1927 году, Честертон выпустит роман с характерным названием — Возвращение Дон Кихота… И может быть, не случайно в том же году опубликует четвертую книгу рассказов об отце Брауне, названною по одной из новелл: Тайна отца Брауна, как бы почувствовав необходимость задним числом объяснить источник необыкновенной духовной силы, побуждающей персонажа раз за разом разрешать все более сложные, головоломные клубки криминальных обстоятельств.
…Откройте вашу тайну, — просит его собеседник-американец.
Разумеется, лишь человек поверхностного ума (а таких немало в любом из рассказов любого из авторских сборников: недаром Честертона называли не только остроумнейшим, но и одним из самых беспощадных критиков своей эпохи) поймет это признание персонажа буквально. Суть расследовательского метода отца Брауна — углубленное вживание во внутренний мир окружающих; его специальность — психология. Безупречная стилистика прозаика всеми гранями высвечивает то, что наивным попутчикам маленького священнослужителя представляется невероятным, непостижимым, немыслимым, будь то таинственная пропажа летучих звезд в одноименном рассказе, тайна сапфирового креста или секрет сломанной шпаги на надгробии прославленного ветерана ратных полей. Тональность детективных рассказов писателя варьируется от остродраматической до откровенно юмористической, однако нравственный урок, мораль, посыл их — неизменно серьезны.
Отца Брауна, как к нему ни относись, не назовешь образцовым представителем его сословия. Непоколебимый в вере (Вполне вероятно, ложью можно послужить религии, но я твердо верю, что Богу ложью не послужишь, — заявляет он в новелле Чудо Полумесяца), этот подвижник добра на поверку чужд типичным предубеждениям и характерным предрассудкам клерикальной братии, к какой бы конфессии она ни относилась. Если дьявол внушает, что нечто слишком ужасно для глаза, — взгляните, — бесстрашно провозглашает он, демонстрируя склад ума, сполна унаследовавший вольнодумство французских философов-просветителей и завещанный XIX веком дух упрямого, ни перед чем не останавливающегося научного аналитизма.
Что это, как не метаморфоза канонической религиозности, в мировосприятии Честертона ничуть не противоречащих основам гуманистической веры, оставляющей за человеком главное — свободу и право нравственного выбора. Недаром в финале одной из лучших новелл сборника Неведение отца Брауна — Молот Господень — отец Браун предоставляет виновнику совершенного преступления самому свершить над собой суд и очищение: Мне все известно, но никто другой не узнает ничего, вам самому решать, я отступаюсь и сохраню эту тайну, как тайну исповеди… Решайте, ибо вы еще не стали настоящим убийцей, не закоснели во зле…
Не берусь судить, какими чертами своей индивидуальности запомнится читателям данной книги простодушный философ в сутане. Но мне он дорог именно этим свойством.
Н. Пальцев
Успех отца Брауна
Вслед за удачной экранизацией рассказов Артура Конан Дойля, которая побила все мыслимые рекорды популярности, BBC взялось за другого не менее популярного персонажа классического периода — отца Брауна, главного героя серии рассказов английского писателя Гилберта Кийта Честертона.
Шумный успех после показа с 14 по 24 января 2013 года 10 эпизодов первого сезона, побудил создателей заявить о начале съемок второго.
Основой для сценария послужили оригинальные рассказы классика английской литературы Г. К. Честертона, доработанные сценаристами. Но в отличие от сериала Шерлок, действие решили не переносить в современность, оставив отца Брауна в 50-х годах прошлого века, где-то посредине между современностью и временем литературных оригиналов. Персонажи, и в первую очередь сам священник-детектив, остаются почти неизменными, сохраняя во многом именно честертоновскую манеру и стиль интуитивного детектива.
Отец Браун такой же мятущийся и немного странноватый католический священник. На первый взгляд, его очень легко обидеть или просто задвинуть в сторонку, но именно сила ума, острого как бритва в сочетании с остроумием и психологическим проникновением в души людей помогают ему распутывать самые сложные узлы, связывающие самым невероятным образом разных людей.
В непростой роли отца Брауна снялся знакомый зрителям по некоторым частям Гарри Поттера Марк Уильямс, которому блестяще удалось передать манеру чудаковатого и гениального детектива.
Надеемся, что шумный успех сопровождавший показ первого сезона подтолкнет российских прокатчиков для адаптации сериала для российского ТВ.