За кулисами ЦРУ. Часть вторая. 1963 год

Вторая часть (1963 год) книги Филиппа Эйджи За кулисами ЦРУ. Дневник сотрудника американской разведки, разоблачающая деятельность ЦРУ.

***

12 января 1963 года, Кито. На прошлой неделе в Гуаякиле состоялся национальный съезд Революционного союза эквадорской молодежи, на котором исключили Риваденейру и еще девять руководящих деятелей союза за участие в партизанской авантюре в районе Санто-Доминго.

Самая лучшая информация об этом съезде была получена от нового агента оперативной группы в Гуаякиле, который является одним из исключенных на съезде деятелей революционного союза. Хотя этот агент — Энрике Медина — больше не имеет возможности сообщать о революционном союзе, оперативная группа попытается обеспечить ему участие в новой организации, которую хотят создать исключенные из союза деятели.

По нашему мнению, революционный союз перестал быть главным инициатором повстанческого движения. Наиболее важные руководители из организации изгнаны, и компартия вновь установила над ней свой контроль. Компартия же ориентируется на длительную работу с массами, а не на вооруженные действия. Теперь наша основная задача — следить за возможным созданием Риваденейрой и его сподвижниками любых новых организаций наряду с усилением влияния наших агентов в группах Араухо и Эчеверрии в Кито. Через несколько дней оперативная группа предаст гласности с должным освещением историю исключения группы Риваденейры из революционного союза, а мы в свою очередь организуем появление этих материалов в столичных газетах. Риваденейра не совершил бы для нас ничего лучшего, если бы он даже был нашим агентом.

18 января 1963 года, Кито. Операции среди студенчества, проводимые в Кито Альберто Аларконом, привели наконец к успешным результатам. В декабре на выборах руководства столичной организации федерации университетских студентов кандидатуры соперничавших сторон получили почти одинаковое число голосов, поэтому обе стороны стали обвинять друг друга в подлоге и результаты выборов были аннулированы. Сегодня состоялось повторное голосование, и победу одержал кандидат Аларкона из умеренных. Теперь национальное руководство Федерации студентов эквадорских университетов будет находиться в Куэнке, где антикоммунистические силы прочно удерживают за собой господствующее положение.

Оперативная группа в Гуаякиле предала гласности несколько документов КПЭ через полковника Луго, начальника государственной полиции прибрежных провинций, поручив ему добавить эти документы к пропагандистским материалам, захваченным в октябре прошлого года. Через несколько дней эти документы будут оглашены в докладе следственной комиссии сената, занимающейся этим вопросом. В числе документов будет резолюция ЦК КПЭ об исключении Риваденейры. Дин настроен вызвать у общественности как можно большую обеспокоенность, что является составной частью нашей новой кампании, направленной на то, чтобы заставить правительство принять меры против крайне левых.

30 января 1963 года, Кито. Прибыл новый сотрудник резидентуры, который будет работать под крышей миссии по вопросам общественной безопасности, и Дин поручил мне обеспечивать его контакты с резидентурой. Его зовут Джон Бурке; это такой работяга, каких я еще никогда не встречал. Похоже, он воображает, что через неделю будет на четвереньках пробираться по чердакам президентского дворца, чтобы установить устройство для подслушивания в спальне Аросемены. Дело в том, что, пока он полтора года лечил ногу, поврежденную во время тренировочных занятий, он прошел всевозможные технические курсы при отделе оперативной техники в штаб-квартире, так как больше ничем заниматься не мог. За последние месяцы перед выездом сюда он направил массу всякого рода фото-, радио- и прочего технического оборудования, в том числе около двухсот фунтов ключей к автомобилям каждой модели, выпускаемым фирмами «Форд», «Дженерал моторс» и «Крайслер» начиная с 1925 года. Под конец Дин взорвался от этих посылок и направил телеграмму в штаб-квартиру с просьбой не присылать ничего без наших заявок. Бедный Бурке! Он начал свою деятельность не совсем удачно, и Дин предупредил меня, чтобы Бурке занимался строго своими полицейскими делами в соответствии с крышей, предоставленной Агентством международного развития, пока он, Дин, не даст особого указания на этот счет.

В действительности Бурке будет чем заниматься в полиции. Помимо выделенного миллиона долларов на техническое оснащение эквадорской полиции Агентство международного развития затрачивает много усилий и средств на подготовку кадров. Кроме специальной подготовки на месте около семидесяти сотрудников полиции направлены в межамериканскую полицейскую школу в форту Дэвис, в зоне Панамского канала. Эта школа была создана резидентурой в Панаме в прошлом году и является крупнейшим центром подготовки антиповстанческих сил из числа латиноамериканских военных в рамках программ военной помощи.

15 февраля 1963 года, Кито. Решимость Дина не допускать неожиданного возникновения повстанческих действий усиливается с каждым днем. Он хочет расширить наблюдение, в частности, за двумя группами, и поручил мне основную работу по организации наблюдения за ними. Эти две группы возглавляют Араухо и Эчеверрия.

На днях мы добились успеха в установлении наблюдения за группой Араухо, когда завербовали одного из его ближайших сотрудников, веласкистского политического наемника, некоего Хаиме Харамильо Ромеро. В прошлом месяце он был арестован вместе с Араухо и двумя другими исключенными из Народной революционной либеральной партии лидерами во время поездки по провинциям в целях вербовки новых членов в группу. Вскоре он явился в политический отдел посольства и предложил свое сотрудничество. После того как с ним побеседовал «чистый» сотрудник посольства, мы решили, соблюдая предосторожность, установить контакт с ним через сотрудника оперативной группы в Гуаякиле Хулиана Замбианко, работающего под неофициальным прикрытием. Последний приехал в Кито на автомашине, взятой напрокат вспомогательным агентом Хосе Молестиной, и направился прямо к Харамильо домой. Беседа проходила в автомашине Замбианко, а я в другой машине записывал их беседу на пленку и обеспечивал безопасность встречи. Передающее радиоустройство я установил в автомашине Замбианко еще до встречи. Сведения Харамильо были неплохими; наряду с прочей информацией он сообщил о предстоящей поездке Араухо на Кубу за деньгами. Поскольку Дин очень верит показаниям детектора лжи, я запросил штаб-квартиру о скорейшем направлении сюда специалиста с аппаратурой, чтобы подвергнуть Харамильо проверке на детекторе. Если результаты проверки окажутся благоприятными, я передам этого агента новому связнику, с тем чтобы не вызывать Замбианко для каждой встречи. Подслушивание телефона Араухо продолжается, но выудить что-нибудь существенное пока не удалось.

Однако подслушивание телефона Антонио Флореса Бенитеса, одного из главных помощников Эчеверрии, все еще дает прекрасную информацию. Флорес, по-видимому, получает очень хорошие разведывательные данные от своих агентов в министерстве обороны, президентском дворце и в полиции. Нам пока не удается раскрыть планы Эчеверрии и структуру его организации, создаваемой для ведения партизанской войны и осуществления террористических актов, хотя мы и получаем некоторую информацию об этом от Марио Карденаса, одного из наших агентов в КПЭ, который к тому же близок к Эчеверрии. По указанию Дина я изучаю возможность проведения трех новых операций, направленных на раскрытие планов Эчеверрии.

Во-первых, мы попытаемся установить подслушивающее устройство в книжном магазине коммунистов в Кито, которым заведует Хосе Мариа Роура, второе лицо в руководстве коммунистов в Кито и ближайший сподвижник Эчеверрии. Этот магазин, разместившийся в нижнем этаже старинного особняка в деловой части Кито, точнее, одна из занимаемых им больших комнат часто служит местом встреч Мариа Роуры и Эчеверрии и других коммунистических руководителей. Просматривая архивные документы по домовладениям, я обнаружил, что этим домом в настоящее время владеет мой компаньон по играм в гольф Эрнесто Давалос. Он согласился обеспечить мне доступ в помещение и необходимое прикрытие для установки подслушивающего устройства, которое мы вмонтируем из квартиры, расположенной над большой комнатой, в один из воскресных дней, когда магазин будет закрыт. Для оборудования поста подслушивания я надеюсь найти помещение в современном многоэтажном здании на противоположной стороне улицы, оттуда можно подслушивать телефон и фотографировать посетителей магазина.

Во-вторых, мы попытаемся установить микрофон в квартире Эчеверрии. Он живет в новом здании в деловой части города, однако доступ в него для установки наших технических средств весьма затруднителен. Как раз под его квартирой размещается региональный клуб представителей города Лоха, откуда мы могли бы просверлить в потолке отверстие для установки микрофона и радиопередатчика. Это будет очень медленным и трудным делом, тем более что устройства придется устанавливать, когда Эчеверрия или его жена находятся дома. Однако, по мнению Карденаса, Эчеверрия проводит у себя на квартире важные совещания и, вероятно, обсуждает все вопросы с женой, чешкой по национальности. Я сейчас выясняю возможность найма помещения в доме через улицу напротив квартиры Эчеверрии для оборудования там поста подслушивания и наблюдения.

Третья операция — установка технических приспособлений, на этот раз в квартире Антонио Флореса Бенитеса. Он недавно переехал в современный многоэтажный дом, где мы могли бы взять под контроль его телефон и установить устройство для подслушивания разговоров в его квартире с одного и того же поста подслушивания. Шансов для прямого доступа в квартиру Бенитеса или в другие помещения вокруг его квартиры было мало, но недавно выяснилось, что через несколько недель освобождается квартира рядом, этажом выше. Мне придется занять эту квартиру для того, чтобы оттуда начать подслушивание телефона Бенитеса. Затем мне предстоит установить, можно ли просверлить отверстие на стыке углов или придется осуществлять установку подслушивающего приспособления путем тайного посещения его квартиры. Нам уже известно, что на квартире Бенитеса происходят многие встречи и он обсуждает большинство вопросов со своей женой, которая не прочь посплетничать об этом по телефону, когда мужа нет дома.

Вместе с тем Дин хочет, чтобы я активизировал работу и на правительственном уровне, прежде всего с Пабло Мальдонадо, директором иммиграционной службы, и установил тесные взаимоотношения с Мануэлем Кордовой, заместителем государственного министра, и с самим государственным министром Хаиме дель Иерро. Хотя до сих пор в соответствии с указаниями Ноулэнда я уклонялся от регулярных встреч с этими деятелями, более близкое знакомство с ними теперь будет не столь трудным делом. Нам нужно, по мнению Дина, выявить их готовность реализовать информацию, которую мы будем передавать им. Если мы выявим такую готовность на высшем уровне, то будем иметь возможность определять более точно, какие сведения подтолкнут их к конкретным мерам; сведения же мы будем передавать через таких агентов в полиции, как Пасифико де лос Рейес и Освальдо Луго.

В дополнение ко всему этому мы предприняли еще одно усилие: я дал деньги Хорхе Гортаире на покупку старого автомобиля, чтобы он совершил на нем поездку по военным гарнизонам в южной сьерре и на побережье. Цель поездки: провести зондирование среди военных руководителей относительно слухов о готовящемся выступлении против Аросемены и определить их отношение к такому акту даже в том случае, если слухи окажутся неверными.

31 марта 1963 года, Гуаякиль. Наиболее замечательной особенностью работы сотрудника ЦРУ является то, что работа эта не бывает однообразной длительное время. В пятницу, два дня назад, я вылетел из Кито, чтобы завербовать одного эквадорца, которого знаю уже около года и которого начальник оперативной группы в Гуаякиле Ральф Сихафер хотел бы использовать в качестве связника для одного из своих агентов в компартии Эквадора. Вербовка прошла отлично, и завтра я представлю нового агента Альфредо Вильакреса резиденту в Гуаякиле Сихаферу.

Я приехал сюда в пятницу, чтобы провести здесь субботу и воскресенье и отдохнуть после высокогорного Кито, но в основном из-за Альфредо; обычно я субботние вечера проводил с ним в грязных кабачках-полупритонах Гуаякиля. Вчерашний вечер был типичным, и последний кабачок мы покинули уже около восьми часов утра, с грохотом несясь на его старом джипе по немощеной дороге и стреляя в воздух из револьвера.

Сегодня днем он зашел ко мне в гостиницу, чтобы сообщить, что мы едва не оказались соучастниками очередного скандала, учиненного Аросеменой. Похоже, что мы покинули один из кабачков за несколько минут до того, как туда приехал Аросемена со своей компанией. Весь город говорит о том, как Аросемена и его приятели начали насмехаться над официантами, а затем один из приятелей Аросемены приказал официанту надеть на голову абажур от лампы. Аросемена вынул револьвер, который он всегда носит при себе, и, вместо того чтобы пулей сбить абажур, угодил в голову официанта. Никто с достоверностью не знает, умер ли официант или находится в госпитале, однако всю вину собирается взять на себя личный секретарь Аросемены — Гало Ледесма. Ледесма, по-видимому, уехал сегодня в Панаму, где намерен переждать и посмотреть, как развернутся события. Альфредо сказал, что если бы мы в тот момент оказались в этом заведении, то нам пришлось бы остаться, поскольку это небольшое помещение, а Аросемена всегда приглашает всех, кого застанет, присоединиться к его группе. Представляю себе выражение лица нашего посла, если это случилось бы и мое имя фигурировало бы во всей этой истории. Прощай, Эквадор!

14 апреля 1963 года, Кито. По стране ежедневно прокатывается новая волна слухов о неизбежной вспышке партизанской войны и терроризма. Отчасти это отражение нашей постоянной пропагандистской кампании против коммунистов, проводимой с тем, чтобы спровоцировать правительство на принятие серьезных мер. Мы обеспокоены тем, насколько полиция и регулярные войска смогут справиться с настоящим партизанским движением.

Недавний инцидент подчеркивает обоснованность наших опасений. Два дня назад, ночью, с Галапагосских островов возвращалось военно-транспортное судно со студентами на борту, которые ездили туда на экскурсию. В темноте вдоль берега в ожидании предполагавшегося появления судна с контрабандой ходил сторожевой катер береговой охраны. По ошибке катер принял военно-транспортное судно за корабль контрабандистов, вследствие чего завязалась орудийная перестрелка между двумя кораблями военно-морских сил, длившаяся почти два часа. В конце концов береговая охрана обратилась по радио в Гуаякиль за помощью, и центр связи военно-морских сил, разобравшись, дал приказ прекратить бой. Но хуже всего было то, что в течение двухчасового боя ни один из кораблей не получил серьезных попаданий и был ранен только один матрос. Прибыв в Гуаякиль, студенты разнесли эту историю по всему городу, и сегодня она появилась в газетах, однако военно-морское командование пока что молчит.

Услышав об этой истории, Дин поторопил меня с проведением новых технических операций; штаб-квартира, сказал он, навалится на нас, если мы позволим застигнуть себя врасплох таким, как Араухо, Эчеверрия, или другим, как это уже произошло в Перу, Венесуэле, Гватемале и, очевидно, скоро произойдет в Бразилии. Здесь у нас единственный обнадеживающий признак за последнее время — это готовность государственного министра и его заместителя усилить общий контроль за путешественниками и позволить полиции шире прибегать к акциям, подобным тем, которые недавно осуществил полковник Луго.

19 апреля 1963 года, Кито. Вызывает беспокойство еще одна важная поездка — на этот раз поездка Антонио Флореса Бенитеса, одного из ближайших помощников Эчеверрии, который сегодня выехал на Кубу. Одного никак не можем понять, зачем Эчеверрия посылает на Кубу Флореса, если там находится Араухо, а Роура — в Китае. Согласно сообщениям Карденаса поездка Роуры в Китай осуществляется без разрешения исполнительного комитета КПЭ в Гуаякиле, и если об этом узнает Педро Саад, то Роура, а возможно, и Эчеверрия будут иметь серьезные неприятности.

Флорес проявлял достаточную осторожность при разговорах по телефону, ни разу не обмолвившись о своей поездке, но его жена пару дней назад выболтала это во время разговора по телефону. Мы контролируем телефон Флореса из нанятой нами квартиры этажом выше. В эту квартиру над квартирой Флореса въехал Родриго Риваденейра со своим братом Рамиро и матерью; оба брата занимаются расшифровкой телефонных разговоров Флореса, так что мы в тот же день имеем все сведения, получаемые от подслушивания. Пока Флорес находится в отъезде, мы попытаемся установить в его квартире устройство для подслушивания происходящих в квартире разговоров, хотя прибывший из отдела оперативной техники специалист Ларри Мартин не проявляет особого энтузиазма, так как железобетон придется сверлить под очень неудобным углом.

Я решил использовать Родриго Риваденейру на посту подслушивания и наблюдения за магазином коммунистической литературы. В воскресенье Ларри Мартин и я установили устройство для подслушивания из комнаты над магазином, занимаемой Эрнесто Давалосом, который прикрывал нашу операцию. Давалос очень нервничал, так как человек, присматривающий за домом, является коммунистом и много времени проводит в книжном магазине. Хотя я его и заверил, что мы будем работать тихо, Мартин решил разместить устройство за плинтусом и под несколькими половицами. Когда мы поднимали половицы, гвозди издавали такой скрежет, что Давалоса чуть не хватил сердечный приступ. То же самое произошло, когда мы заколачивали доски и плинтус на прежние места, но, к счастью, смотритель за зданием не придал никакого значения этому шуму — во всяком случае, так показалось Давалосу. Запись получается хорошего качества, хотя уличный шум временами заглушает разговоры в помещении магазина.

Мне повезло и в поиске подходящего помещения для поста подслушивания и визуального наблюдения за квартирой Эчеверрии. Мы нашли сдающееся помещение как раз напротив, только чуть повыше. Это помещение мы арендовали на имя Луиса Сандовала, главного технического специалиста в полицейской разведке, который принял мое предложение о постоянном сотрудничестве в будущем. Сандовал уйдет из полиции в отставку и откроет коммерческую фотостудию для прикрытия поста подслушивания и наблюдения. Для начала я обеспечил его самым необходимым оборудованием (остальное поступит позднее), и он будет проявлять пленки и печатать фотографии, отснятые Риваденейрой, следящим за входом в книжный магазин. Как только появится возможность для установки подслушивающего устройства в квартире Эчеверрии, мы вызовем еще раз Ларри Мартина. Вероятно, придется просверливать отверстия в потолке помещений клуба Лоха, над которым находится квартира Эчеверрии.

24 апреля 1963 года, Кито. Аросемена ищет политической поддержки у всех, на кого он только может рассчитывать. Два дня назад он отменил закон, принятый конгрессом в ноябре прошлого года, запрещающий правительственным чиновникам получать денежное вознаграждение за службу, превышающее жалованье президента. Закон этот вводился с целью ограничить непомерно высокие оклады и льготы для руководителей некоторых самостоятельных правительственных служб, а также для чиновников, занимающих одновременно несколько государственных должностей. Некоторые чиновники, например, получали ежемесячно суммы, эквивалентные тысяче долларов, то есть в два раза больше, чем президент Аросемена. Очевидно, он отменил этот закон, чтобы угодить тем из сторонников либеральной партии и другим лицам, которые проявляли недовольство этим ограничением в окладах. Отвратительный факт для безнадежно нищей банановой республики, где свыше половины населения получает менее ста долларов в год.

1 мая 1963 года, Кито. Дин конфиденциально сообщил мне, что мексиканский министр внутренних дел Густаво Диас Ордас находится в «кармане» у нашего резидента и что мне следует воспользоваться этим в разговоре с дель Иерро. По мнению Дина, нужно дать деньги на обеспечение любовницы высокопоставленного государственного чиновника. В Мехико, сказал Дин, наш резидент получил автомобиль для любовницы министра. Президент Мексики, с которым резидент также поддерживает тесные связи, узнал об этом и тоже потребовал автомобиль для своей любовницы. Интересная, должно быть, резидентура в этом Мехико. Гил Саудейд добился некоторого прогресса в своих операциях в профсоюзах. В прошлом месяце была оформлена Федерация профсоюзов провинции Гуайас в качестве филиала Конфедерации свободных профсоюзов Эквадора взамен Региональной конфедерации профсоюзов эквадорского побережья.

19 мая 1963 года, Кито. Два дня назад в Кито приезжал Хорхе Гортаире. Он завершил поездку по военным гарнизонам юга и побережья с несколькими длительными остановками на ремонт своей старой машины. Вернувшись в Амбато, он составит подробный доклад о своих наблюдениях. Гортаире предварительно сообщил, что среди военных наблюдается большое недовольство Аросеменой. В сущности, если бы не Рейнальдо Вареа, ничто не удержало бы военных руководителей вынудить Аросемену уйти в отставку. Однако они считают, что пока ничего сделать не могут, так как все еще предпочитают конституционную смену президентов. Вареа все еще остается ложкой дегтя в бочке меда, потому что он поставил военных в очень смешное положение. Все офицеры, с кем разговаривал Гортаире, серьезно обеспокоены инфильтрацией коммунистов в правительственный аппарат и приготовлениями к вооруженным акциям, однако должно произойти нечто серьезное, прежде чем военные начнут действовать против Аросемены. Поэтому мы должны продолжать оказывать давление, максимально используя каждый случай, через агентов в средствах пропаганды и через политических агентов. Дин пока раздумывает и еще не решил, просить ли Вареа уйти в отставку.

24 мая 1963 года, Кито. Джон Бэкон и я предложили подготовить компрометирующие документы против Антонио Флореса Бенитеса и положить их в его вещи, когда он прибудет в аэропорт. Конечно, он может приехать в Эквадор через Колумбию или прилететь не в Кито, а в Гуаякиль, но Дину наша идея понравилась, и он предложил приступить к делу. Этот документ будет выглядеть докладом Флореса и Эчеверрии кубинцам о состоянии их организаций и планах вооруженных действий. Мы опишем то, что нам известно об этой организации от наших агентов Карденаса и Варгаса, восполнив пробелы плодами воображения, где это необходимо, а также сведениями, полученными в результате подслушивания телефонов. Мы особо подчеркнем (для последующего использования в пропаганде) проникновение агентов Флореса в министерство обороны, в каналы связи армии, в президентскую охрану и в архивы президента. Мы собираемся в этом документе упомянуть связи с группой Араухо и Гонсало Соно Могро, который, по-видимому, занимается обучением специальной группы использованию взрывчатых веществ и оружия.

26 мая 1963 года, Кито. Суббота и воскресенье были заняты работой. Бэкон и я вчера закончили фабрикацию так называемого доклада Флореса и вручили его Мике Бурбано, чтобы он придал ему окончательную форму, внес языковые поправки и соответствующие жаргонные выражения, которыми пользуются коммунисты. Он это знает по-испански лучше, так как является связником для Карденаса и Варгаса. Никаких вопросов, так как считает, что мы раздобыли действительно сенсационный и компрометирующий документ.

Бэкон включил в документ общий анализ эквадорской политической сцены с соответствующими презрительными эпитетами в адрес Саада и его «реформистских» тенденций. Из документа будет видно, что группа Эчеверрии уже получила определенные фонды с Кубы, и этот доклад является обоснованием для получения новых средств. Датой начала всеобщей террористической кампании будет конец июля, так как на это время Конфедерация трудящихся Эквадора, судя по сообщениям наших агентов, собирается назначить всеобщую забастовку. В докладе будут определены объекты для нападений партизан и использования бомб против этих объектов, дома руководителей полиции и армии, а также ключевые сооружения — водонапорные станции, телефонные узлы, узлы энергопитания.

Бурбано отредактировал и вернул рукопись, и я ее сегодня утром отпечатал на машинке — получилось почти пять листов стандартной машинописной бумаги. Затем к нам пришел Дин, и мы решили, что было бы лучше передать этот документ Хуану Севилье, министру финансов, чем государственному министру Хаиме дель Иерро. Я пошел к Севилье, и он сразу же согласился, сказав, что использует своего секретаря и таможенников, чтобы подсунуть в вещи Флореса этот документ. Когда я вернулся в посольство, Дин вел себя как ребенок. Он сходил в магазин, купил тюбик зубной пасты и три часа потратил на то, чтобы освободить тюбик от пасты и очистить его. Затем смял наш доклад, слегка потоптал ногой и свернул так, чтобы вложить его в тюбик, сказав при этом, что, вне всяких сомнений, доклад — подлинный документ. Я взял тюбик, теперь уже с докладом внутри вместо пасты, и поехал к Севилье, чтобы передать тюбик ему; завтра он передаст его своему секретарю Рендону, который подсунет тюбик в личные вещи Флореса, если вообще представится такая возможность. Рендон никуда не будет отлучаться из аэропорта, пока не приедет Флорес. Если он приедет через Колумбию или Гуаякиль, то нам придется найти какой-то другой способ, чтобы предать гласности этот документ. Так или иначе, но этот документ должен действительно вызвать ответную реакцию.

31 мая 1963 года, Кито. Первая попытка установить устройство для подслушивания разговоров в квартире Эчеверрии чуть было не закончилась катастрофой. На днях из Панамы вновь прибыл специалист по подобного рода делам — Ларри Мартин со своим помощником, и я разработал детальный план прикрытия операции и обеспечения безопасности. Гил Саудейд доставил сюда из Лоха одного из своих агентов — Кристобала Могровехо, который работает там среди католического студенчества и является единственным нашим агентом, имеющим возможность без особого труда арендовать клуб Лоха, находящийся под квартирой Эчеверрии. Я вызвал сюда из Гуаякиля Хулиана Замбианко, чтобы он возглавил группу и руководил Могровехо в качестве щита для прикрытия. Луис Сандовал и я находились на посту подслушивания и наблюдения на противоположной стороне улицы, поддерживая радиосвязь с Замбианко посредством портативных раций. Я подготовил две автомашины, для того чтобы, если понадобится, быстро покинуть этот район.

Могровехо еще в начале недели договорился об аренде всего помещения клуба на вторую половину дня в пятницу и зарезервировал возможность аренды на субботу и воскресенье, если его «деловые переговоры» с иностранцами потребуют проведения дополнительных встреч. Путем наблюдений с поста подслушивания мы уже знали, какую комнату Эчеверрия использует в качестве своего кабинета, и выбрали соответствующее место в потолке для сверления, чтобы выйти в пол его кабинета.

Вся группа вошла в клуб около десяти часов утра, и Мартин со своим помощником начали спокойно и медленно сверлить вручную, чтобы не вызвать подозрений у Эчеверрии и его жены, которые то входили, то выходили из комнаты. Около четырех часов дня в клуб ворвался управляющий с десятком молодых женщин, которым, по его словам, он хотел показать клуб. Могровехо запротестовал, заявив, что ему обещали абсолютное уединение. Ввиду настойчивости управляющего клубом и женщин в спор был вынужден вмешаться Замбианко, чтобы предотвратить возможность входа незваных гостей в комнату, где сверлили отверстие в потолке. Этот инцидент вызвал определенную настороженность у управляющего клубом и серьезные опасения у Могровехо, и операция была отложена. Я передал Замбианко по радио, чтобы заделали отверстие пластырем и закрасили; на это потребовалось буквально несколько минут, и вскоре вся группа покинула здание.

Пока улягутся подозрения управляющего, я буду искать другие пути доступа в клуб Лоха. Могровехо оказался неудачным выбором. Но мы не оставили в покое квартиру Эчеверрии, так как, судя по сообщениям Карденаса, есть некоторые признаки того, что он поддерживает но каким-то каналам связь с Кубой, возможно, с помощью тайнописи и радио. Недавно из Панамы к нам приезжал специалист по фотоделу и говорил, что отдел оперативной техники располагает мощными телеобъективами, которые позволяют «видеть» сквозь шторы, иногда закрывающие стол Эчеверрии, за которым тот работает с документами; с помощью этих объективов, видимо, можно будет получить вполне разборчивые фотоснимки документов на столе. Такая техника, возможно, помогла бы нам ознакомиться с перепиской Эчеверрии.

2 июня 1963 года, Кито. Флорес попался на крючок, и теперь у нас еще один сенсационный номер! Сегодня утром Хуан Севилья и я играли в гольф. Неожиданно к нам прибежал прислуживающий мальчик и вызвал Севилью к телефону. Мы бросились к телефону; звонил Карлос Рендон, личный секретарь Севильи, чтобы сообщить, что Флорес прибыл и все проведено, как планировали. Севилья сразу же поехал на аэродром, а я направился домой в ожидании подробностей. Позднее Севилья позвонил мне и, когда я пришел к нему, объяснил, что Рендон, увидев прибывшего Флореса, засунул тюбик в свой рукав, а при осмотре вещей Флореса незаметно обронил его, затем «нашел» и стал рассматривать; в конце концов, он вскрыл тюбик и «обнаружил» спрятанный в нем доклад.

Вместе с Флоресом приехал другой хорошо известный коммунист — Уго Нобоа, у которого в потайном кармане обнаружили 1400 долларов наличными. Эти деньги, пропагандистские материалы и граммофонные пластинки с записями революционных песен были конфискованы вместе с обнаруженным докладом Флореса.

Флореса и Нобоа арестовали и отвезли на допрос в службу политической безопасности. Теперь нам нужно пустить в ход средства общественной информации.

3 июня 1963 года, Кито. Нам придется бороться за доведение до конца этого дела. По поводу ареста Флореса и Нобоа в газетах появилась только небольшая заметка, и единственное упоминание доклада Флореса сводилось к утверждению, будто в его чемодане была найдена микропленка. Согласно этому сообщению, Флорес протестует, заявляя, что если и была найдена какая-либо микропленка, то ее подбросили ему либо в Сан-Хуане (Пуэрто-Рико), где он делал транзитную остановку, либо здесь, в Кито.

Я связался с Хуаном Севильей, и он сказал, что, по-видимому, Аросемена попытается замять дело, в том числе и доклад. Именно поэтому, считает Севилья, Флорес все еще находится в руках службы политической безопасности вместо следственного отдела полиции, которым ведает майор Пасифико де лос Рейес. Он добавил, что в данном случае решающей фигурой является государственный министр Хаиме дель Иерро и что если я с ним знаком, то мне следует внушить ему важность дела Флореса и найденного при нем документа. (Ни Севилья, ни дель Иерро не знают, что я поддерживаю деловые контакты отдельно и с тем и с другим).

Я почти весь день пытаюсь связаться по телефону с дель Иерро или с его заместителем Мануэлем Кордовой, но безрезультатно. Не похоже, чтобы они стремились уклониться от разговора со мной. Дин готов взорваться из-за того, что доклад не получил огласки.

4 июня 1963 года, Кито. Теперь уже нет никаких сомнений, что Аросемена пытается прикрыть историю с Флоресом и взять его под защиту, но мы нажимаем на все рычаги, чтобы дать ход этому делу. Севилья пригрозил своей отставкой, если делу не будет дан должный ход, и вчера распространились настолько упорные слухи о новом кризисе кабинета, что сегодня генеральный секретарь правительства был вынужден выступить с официальным опровержением этих слухов.

Наконец дель Иерро позвонил мне и, когда мы встретились в доме Кордовы, передал мне доклад Флореса с просьбой проверить его аутентичность, поскольку дело очень серьезное. Я не мог, разумеется, ответить сразу же после беглого осмотра и заявить, что это не фальшивка, так что мне пришлось взять его к себе в резидентуру. Когда я сообщил об этом Дину, он пришел в неистовство, топал ногами и сказал, что мне лучше самому предать гласности этот документ или что-то в этом роде. Он с особым презрением говорил теперь о дель Иерро, который, по его мнению, пытается задержать опубликование этого документа, чтобы не поставить в затруднительное положение либеральную партию, ибо этот документ в конечном счете наносит довольно серьезный ущерб престижу правительства, несмотря на то что рассчитан главным образом на разоблачение группы Эчеверрии.

Положительным симптомом является то, что Флорес был передан из ведомства политической безопасности в полицию, где он оказался в руках дель Иерро. В своем заявлении Флорес только отметил, что в поездке по Европе он находился сорок пять дней в качестве журналиста (он пишет для еженедельника левых «Ла маньяна»), ни словом не обмолвившись о поездке на Кубу.

5 июня 1963 года, Кито. Дин настроен решительно. Сегодня утром он потребовал номер личного телефона дель Иерро в министерстве. Он позвонил ему и раздраженно заявил, что, конечно, документ подлинный и что каждый эквадорец должен прочитать его. В порядке предосторожности Дин записал этот телефонный разговор на диктофон на тот случай, если дель Иерро пожалуется нашему послу.

Я предложил Дину вариант: передать копию документа Хорхе Риваденейре, брату Родриго Риваденейры, расшифровывающему записи телефонных разговоров Флореса. Хорхе вместе со своим братом давно участвует в тайном печатании наших пропагандистских материалов, а также пишет для ведущей столичной газеты «Эль комерсио». Обычно мы не распространяем пропагандистских материалов через Хорхе, но в данном случае Дин согласился с моим предложением, поскольку это кратчайший путь для усиления давления на дель Иерро, чтобы тот опубликовал оригинал. Позднее я отнес копию Родриго, тот должен передать ее своему брату Хорхе, который в свою очередь покажет копию в редакции газеты. Такой оборот дела может нарушить мои связи с дель Иерро и Кордовой, но Дина это не беспокоит, так как, по его мнению, Аросемена и либералы продержатся у власти не долго.

6 июня 1963 года, Кито. Наш сценарий против Иерро разыгран блестяще. Сегодня утром, около десяти часов, Кордова позвонил мне из приемной посольства и, когда я спустился вниз, повел к автомашине, в которой нас ожидал дель Иерро. Он сказал, что ему срочно требуется документ Флореса, так как газетчики каким-то образом раздобыли копию, и теперь ему придется предать оригинал гласности. Я бросился к себе наверх за документом, вернул его дель Иерро и рассказал об этом Дину, который засиял от удовольствия. Затем я позвонил Родриго Риваденейре, чтобы тот предупредил своего брата Хорхе, что сегодня государственный министр огласит содержание оригинала. В сегодняшних вечерних газетах документ может быть еще и не будет опубликован, но уже весь город говорит о нем.

Государственный совет официально отверг обвинения Роуры против Иерро и Севильи, что, впрочем, не явилось неожиданностью. Роура не скоро выберется из своего затруднительного положения, и теперь шансы Флореса выпутаться из этой истории практически сведены к нулю. Официальное заявление Севильи государственному совету завтра будет опубликовано в газетах — полная полоса (за публикацию платим, разумеется, мы) текста, в котором будут такие сведения, как численность членов компартии Эквадора и кого она в первую очередь стремится вовлечь в свои ряды; эти сведения я передал ему для большей документальности.

Марио Карденас и Луис Варгас сообщают, что Эчеверрия психологически подавлен этим ударом. Он опасается, что с арестом Роуры, а теперь и Флореса его наверняка накажет партийное руководство, возглавляемое Саадом, возможно, даже исключит из партии. Теперь Эчеверрия укрывается в подполье, и агенты пытаются выяснить его местонахождение.

7 июня 1963 года, Кито. Наконец документ опубликован, сенсация колоссальная. В «докладе» сказано: «Мы (группа Эчеверрии) верны опыту кубинской революции и необходимости готовиться к вооруженному восстанию». Из газетных материалов видно также, что Араухо имеет значительное число обученных и вооруженных групп, а группа Риваденейры упоминается как возможно полезная для «нашего» дела. Упомянуты все важные правительственные учреждения, куда Флорес имел доступ через своих агентов, в том числе и президентский дворец, и указана дата начала операций (террористические акты в городах, партизанские действия в сельской местности) — конец июля, чтобы это совпало с «нашим» требованием к Конфедерации трудящихся Эквадора назначить на это время всеобщую забастовку.

Как будто этого документа было недостаточно, вчера Конфедерация трудящихся Эквадора по чистой случайности назначила всеобщую забастовку именно на конец июля — именно, так как нам сообщали ранее наши агенты, и мы включили эту дату в документ. Это сообщение конфедерации появилось в печати сегодня наравне с публикацией доклада Флореса, что подтверждает подлинность опубликованного документа. Вдобавок ко всему в этих же номерах газет было опубликовано и заявление Севильи государственному совету.

15 июня 1963 года, Кито. Несколько приятных новостей. Во-первых, я только что получил второе повышение с тех пор, как нахожусь в Кито: теперь я GS-11¹, что эквивалентно чину капитана в системе вооруженных сил. Во-вторых, в конце этого года меня переводят в Монтевидео (Уругвай) — об этом я узнал из полученного позавчера неофициального письма Ноулэнда. Я просил о переводе в Гуаякиль на должность начальника оперативной группы, если она окажется вакантной, но назначение в Монтевидео — хорошая новость, так как мы опять будем возле морского побережья. Эти горы здесь начинают действовать угнетающе, к тому же, как говорит Ноулэнд, Монтевидео — славное место для жизни, и операции там идут хорошо.

Встречи между Замбианко и Медардо Торо, пистолеро²-веласкистом, были результативными, однако Дин начинает беспокоиться по поводу своевременного получения сведений о планах Веласко относительно его возвращения в Эквадор к предвыборной кампании, которая будет проходить в следующем году. Через Замбианко я предложил план, который сводится к тому, чтобы направить Торо в Буэнос-Айрес под видом необходимости медицинского лечения поврежденной спины, в котором он нуждается уже несколько лет. Торо будет лечиться в Монтевидео, но встречаться с Веласко в Буэнос-Айресе, чтобы быть как можно ближе к нему. Мы надеемся, что Веласко включит его в число самых близких и возьмет к себе в качестве личного секретаря и помощника; это вполне реально, если учесть, что Торо находился рядом с Веласко с двумя перекинутыми через плечо автоматами до того момента, когда Веласко покинул президентский дворец. Я известил об этом нашего резидента в Буэнос-Айресе, передал план установления контакта с Торо сотрудником резидентуры в Буэнос-Айресе и попросил, чтобы они включили его в список лиц для проверки на детекторе лжи, когда туда приедут с очередным визитом специалисты. Надеюсь, что Торо уладит свои личные дела так, что сможет выехать к концу этого месяца.

В конце недели я выезжаю в Гуаякиль, а оттуда на денек па побережье, затем — в Манту и Портовьехо, два основных города провинции Манаби, севернее Гуайаса. В Портовьехо я представлю Хулиана Замбианко армейскому подполковнику Фредерико Гортаире, брату Хорхе Гортаире, командиру армейских частей в провинции. Замбианко проводил в этой провинции несколько операций, в том числе поддержку известного антикоммунистического священника, и ему сподручнее осуществлять контакты с Гортаире при частых заездах туда. Во время последней поездки в провинцию в прошлом месяце Хорхе Гортаире договорился о системе связи, так что новая операция не будет представлять трудностей. Целью является передача информации о коммунистической деятельности в провинции Манаби подполковнику Гортаире, который, по словам его брата, не поколеблется принять решительные и быстрые меры, будучи свободным от тех политических ограничений, которые сдерживают полковника Луго, начальника полиции побережья.

Уоррен Дин вскоре уезжает домой в отпуск на шесть или восемь недель. Для Гила Саудейда это неприятно. Обычно когда резидент уезжает, его заместитель просто берет на себя руководство, действуя в качестве исполняющего обязанности резидента. Однако ввиду напряженности и неустойчивого положения Дин запросил на период своего отпуска временную замену из штаб-квартиры. Такой заменой будет Дейв Маклин, специальный помощник начальника отдела полковника Кинга, который, как это ни удивительно, сумел устоять, когда летели головы после провала в заливе Кочинос. Дни собирается «выбить» для нас в штаб-квартире еще одну-две должности оперативных сотрудников под крышей посольства.

22 июня 1963 года, Кито. Сегодня правительство наконец объявило о своих планах ограничений выездов на Кубу, чего мы добивались с прошлого года. С сегодняшнего дня поездки эквадорцев на Кубу официально запрещены и на всех паспортах будет штамп «НЕДЕЙСТВИТЕЛЕН ДЛЯ ВЫЕЗДА НА КУБУ». Эти решения — итог усилий Пабло Мальдонадо, который еще недавно говорил мне, что получить разрешение в верхах для столь крутых мер будет очень трудно.

Два дня назад в Гуаякиле антикоммунистический комментатор телевидения едва избежал трагического финала, когда разорвавшаяся бомба исковеркала его автомашину. Вчера группа полицейских полковника Лу-го совершила налет на мастерскую по изготовлению бомб и склад уже изготовленных бомб в уединенном доме Антонио Чанга, члена Революционного союза молодежи; налет был произведен на основе сведений, переданных полковнику Луго агентом пашей оперативной группы. Жена Чанги, два сына, испанец — специалист по изготовлению бомб и его помощник были арестованы на месте и сделали сенсационные заявления, в том числе о том, что их этому делу обучал кубинец. (О том, что этот кубинец не жил на Кубе с 40-х годов, в газетных сообщениях было набрано мелким шрифтом).

Прежде чем уехать в отпуск, Дин предпринял последние усилия, чтобы как-то спасти Рейнальдо Вареа, нашего «прогоревшего» вице-президента. Он посоветовал Вареа активизировать свои выступления с использованием всех недавних примеров, в которых раскрывались коммунистические планы партизанских действий. Вчера Вареа начал свою кампанию с выступления на национальной конференции промышленной палаты, в котором резко осудил коммунизм. Надежда на то, что он станет преемником Аросемены, очень и очень небольшая, но три дня назад, когда верховный суд начал слушание дела трех лиц, обвиняемых в афере с закупкой военного хлама, Вареа, к счастью, не оказался в их числе.

27 июня 1963 года, Кито. Сегодня самый большой пропагандистский наплыв в газетах, и он свидетельствует о том, какие результаты дают наши усилия, направленные на то, чтобы вызвать обеспокоенность угрозой коммунизма. На первой странице газеты «Эль комерсио» помещены четыре статьи, посвященные этой проблеме. Заголовки сообщают о проведенной вчера Рейнальдо Вареа пресс-конференции, на которой он осудил коммунизм, угрожающий стране своей организованной подрывной деятельностью. Он указал на Кубу как на главный источник коммунистической активности в Америке, добавив, что, когда в августе соберется конгресс, следует принять специальный закон против терроризма, а может быть, и объявить коммунизм вне закона. Вторая статья сообщает о пресс-конференции государственного министра дель Иерро, на которой он обещал искоренить до последнего центры коммунистической активности в стране. В третьей статье говорится о налетах полиции Гуаякиля и обнаружении еще одной мастерской, где было конфисковано 150 бомб. Там же сообщалось о важном совещании, имевшем место два дня назад, в котором участвовали полковник Луго, Мануэль Кордова, командующий национальной полицией, и губернатор провинции Гуайас. В четвертой статье описываются последние новости, связанные с попыткой похитить самолет. Не забыта, разумеется, и история с закупкой военного хлама — пятая статья на первой полосе сообщает о последних новостях, связанных с этой аферой. В одной редакционной статье выражается тревога по поводу недавних террористических актов, в другой — пожелание успехов кубинским эмигрантам, которые недавно высадили на Кубе свою диверсионную группу.

8 июля 1963 года, Кито. Рафаэль Эчеверрия все еще скрывается и лишь изредка встречается с нашими агентами. Для того чтобы выявить его укрытие и лучше следить за его деятельностью, я договорился передать автомобиль, который купил для Хорхе Гортаире, нашему агенту в компартии Луису Варгасу. Я передал эту машину Хосе Молестине, нашему вспомогательному агенту, который занимается продажей подержанных автомобилей, и он должен поставить машину на продажу, а Джон Бэкон послал в то же время Варгаса поискать себе недорогую автомашину. Молестина не знает Варгаса, тем более как коммуниста, и, когда первый сообщил мне, что есть покупатель, я сказал, чтобы он скорее продал машину. Теперь Эчеверрия, у которого нет своей автомашины, вероятно, будет просить Варгаса доставлять его на встречи с нужными людьми.

В средствах массовой информации продолжается использование недавних эпизодов, а также предпринимаются усилия спасти Вареа. Оперативная группа в Гуаякиле опубликовала через своих агентов редакционную статью в ведущей газете «Эль Универсо», в которой высказывалась похвала в адрес Вареа за его недавние антикоммунистические речи. Мы перепечатали эту статью в «Эль комерсио».

11 июля 1963 года, Кито. Сегодня Аросемена свергнут, на его месте военная хунта в составе четырех человек.

Все началось вчера вечером на банкете, устроенном президентом Аросеменой в честь президента компании «Грейс лайнс» Грейса (фирма имеет крупные капиталовложения в Эквадоре), на который были приглашены высшие военные руководители Эквадора, так как президент является отставным адмиралом военно-морских сил США. В своих тостах Аросемена высказал несколько лестных замечаний в адрес американского бизнеса в Латинской Америке, но оскорбил нашего посла, с иронией упомянув американских дипломатических представителей. Окончательно опьянев, он ушел, оставив гостей.

Утром, собравшись на совещание в министерстве обороны, командующие видами вооруженных сил решили сместить Аросемену, заменив его хунтой, и около полудня войска и танки окружили президентский дворец. Я пошел в отель «Маджестик», расположенный напротив дворца, где Хорхе Андино, владелец отеля и наш агент, предоставил мне комнату, откуда я мог наблюдать за ходом событий. Здесь я прослушивал переговоры по военной радиосети и по телефону или с помощью портативной рации сообщал о них в резидентуру; вся информация о событиях, связанных с переворотом, немедленно докладывалась радиограммами в штаб-квартиру и резиденту в Панаме (наше военное командование в Панаме получает все разведывательные донесения ЦРУ из Латинской Америки).

Прошло несколько напряженных часов, а Аросемена отказывался принять делегацию от новой хунты, при этом было известно, что он вооружен. Аросемена оставался в жилой части президентского дворца, в то время как члены хунты приступили к работе в служебных помещениях этого здания. В конце концов Аросемена был обезоружен одним из его помощников, доставлен в аэропорт и посажен в военный самолет, вылетавший в Панаму — туда же, куда менее двух лет назад был отправлен из страны Веласко.

Хунта состоит из четырех офицеров, которые командовали армией, военно-воздушными и военно-морскими силами, плюс полковника, который был секретарем государственного совета обороны. Главой хунты называют капитана 1 ранга ВМС, однако существует единодушное мнение, что вдохновителем и наиболее влиятельной фигурой является полковник Маркос Гандара. Не вызывает сомнения, что эти люди являются антикоммунистами и в конце концов примут такие меры, которых мы добиваемся, чтобы разгромить крайне левых до того, как они развернут серьезные вооруженные операции.

13 июля 1963 года, Кито. В консолидации власти для хунты нет никакой проблемы. От всех воинских частей были получены сообщения о поддержке хунты; отменены все гражданские свободы, а на коммунистов и крайне левых устраивают облавы и отвозят их в тюрьму — только в Гуаякиле арестовано более ста человек. Коммунизм объявлен вне закона (первый законодательный акт хунты), введены цензура и комендантский час — с девяти вечера до шести утра, отменены намечавшиеся на следующий год выборы.

Пройдет несколько дней, прежде чем США официально признают хунту, но мы уже начали передавать списки подрывных элементов майору Рейесу в Кито и полковнику Луго в Гуаякиле, и они воспользуются ими вместе со своими военными коллегами при массовых арестах. Пока мы будем сотрудничать с этими агентами в полиции, а после признания хунты Соединенными Штатами и возвращения Дина будут приняты решения о новых контактах в правительстве. Скорее всего, контакты будут установлены с министром обороны полковником Аурелио Наранхо, который был начальником гарнизона в Куэнке и руководителем движения, вынудившего Аросемену порвать с Кубой, государственным министром полковником Морой Боуэном и руководителем хунты полковником Маркосом Гандарой.

Помимо объявления коммунизма вне закона хунта проявляет благосклонность к реформам, которые гражданские власти так и не сумели осуществить. В первом заявлении хунты говорится, что она ставит своей целью восстановление моральных ценностей, так как страна находится на грани развала и анархии. Правление хунты будет ограничено тем временем, какое потребуется для того, чтобы обуздать волну терроризма и подрывных действий и решить наиболее неотложные проблемы страны. Хунта заявила также, что ее правительство не будет олигархическим, а его политика будет направлена на стимулирование экономического и социального развития в целях поднятия жизненного уровня не только путем развития, но и путем перераспределения доходов. Среди прочих в первую очередь должны быть осуществлены аграрная, налоговая и общественно-административная реформы.

На пресс-конференции полковник Гандара сказал, что реформы будут осуществлены посредством декретов и что после подавления крайне левых хунта созовет учредительную ассамблею, введет новую конституцию и проведет выборы. Однако, добавил он, для осуществления этих планов хунта, возможно, будет оставаться у власти два года; это его замечание немедленно вызвало возмущение многих политических деятелей. Сегодня хунта опубликовала довольно наивное заявление, в котором говорится, что она «не будет у власти в течение длительного периода».

31 июля 1963 года, Кито. Первые три недели правления хунты как военной диктатуры были довольно мягкими. После всех тех кризисов и напряженности, которыми изобиловали недавние месяцы, теперь у людей можно даже заметить чувство известной эйфории. Сегодня США официально признали хунту, а мы все это время продолжаем снабжать майора Рейеса и полковника Луго нужной им информацией. Сейчас очень хорошо видно, насколько важными могут быть операции резидентуры в период, когда отсутствуют обычные дипломатические контакты. Но даже при этом наиболее важные, с нашей точки зрения, коммунистические руководители, например Эчеверрия, до сих пор на свободе, несмотря на все усилия схватить его. Весьма возможно, что кое-кому даже удалось покинуть страну.

С нашей точки зрения, появление хунты кажется определенно благоприятным, хотя и временным решением проблемы нестабильности положения в стране и угрозы повстанческого движения, которые блокировали развитие страны. Путем введения реформ, в которых нуждается страна, и принятия решительных мер по подавлению крайне левых хунта восстановит уверенность, вызовет приток капитала, а также создаст стимулы для экономического развития.

15 августа 1963 года, Кито. Дин вернулся из отпуска и начал энергично действовать, чтобы установить должные взаимоотношения с хунтой. Он уже регулярно встречается с полковником Гандарой, наиболее сильной личностью из числа членов хунты, с министром обороны полковником Аурелио Наранхо и с государственным министром полковником Луисом Морой Боуэном. Во взаимоотношениях с Гандарой в качестве приманки он использует еженедельные обзорные разведывательные сводки по латиноамериканским и другим странам мира, которые мы получаем из штаб-квартиры каждую пятницу, в субботу и воскресенье переводим их на испанский язык и в понедельник передаем Гандаре. В принципе Гандара уже дал согласие на проведение совместных операций по подслушиванию телефонных переговоров, для чего мы обеспечим необходимое техническое оснащение и расшифровщиков записей, а он договорится насчет подсоединений на телефонных узлах и обеспечит крышу для поста подслушивания. В порядке пробы решено устроить пост подслушивания в военной академии. Дин хочет создать такую систему подслушивания, какую создал резидент в Мехико: резидентура может контролировать одновременно до тридцати линий. Когда эта система начнет функционировать, мы сможем переключить Рафаэля Бучели на подслушивание важных политических телефонных линий без ведома хунты.

Гила Саудейда перевели в Куритибу (Бразилия), где имеется наша оперативная группа в составе одного человека под прикрытием консульства, а прибывший вместо него Лорен Уолш не владеет испанским языком. Уолша перевели из отдела Дальнего Востока в отдел Западного полушария, и он был вынужден прервать занятия по испанскому языку, чтобы пройти общий курс противоповстанческой борьбы, обязательный теперь для каждого сотрудника, выезжающего на должность резидента или его заместителя. Это означает, что теперь мне придется взять на себя большинство агентов и операций, которыми руководил Саудейд: Уилсона Альмейду и «Вос университариа»; Конфедерацию свободных профсоюзов Эквадора и агентов Матиаса Уллоу Коппиано, Рикардо Васкеса Диаса и Карлоса Вальехо Баеса; операции по использованию средств массовой информации, проводимые через Антонио Уллоа Коппиано, корреспондента в Кито от информационного агентства Орбе Латиноамерикано. Большинство этих агентов занимают руководящие посты в Народной революционной либеральной партии, а Антонио Уллоа руководит работой радиостанции, которую мы купили для этой партии. Все это серьезно осложняет дело, так как новый заместитель резидента не сможет взять на себя руководство ни одной из этих операций, поскольку ни один из агентов не владеет в достаточной мере английским языком. Дин говорит, что будет легче, так как он добился еще трех должностей под крышей посольства, две из которых будут замещены в предстоящие месяцы, а третья вакансия — в начале будущего года. Все, что я смогу сделать с новыми для меня агентами, — это не терять их из виду, пока у нас не появится возможность действительно загрузить их работой.

В настоящее время в Кито содержится под стражей коло 125 политзаключенных, не только коммунистов, но и веласкистов и членов организации «Концентрация народных сил». Хунта не будет препятствовать их выезду в эмиграцию, хотя кое-кто может остаться в Эквадоре в зависимости от их предыдущей политической деятельности, что в значительной степени определяется той информацией, которую мы передаем государственному министру полковнику Луису Море Боуэну. Проверка их деятельности в прошлом, как и заключенных в Гуаякиле и других городах, видимо, потребует значительного времени, так как после допросов будет проверяться достоверность показаний. Хотя Дин и работает в тесном контакте с государственным министром в деле проверки деятельности арестованных, он надеется воспользоваться этим, чтобы создать в системе министерства обороны новое подразделение, которое должно будет заниматься только сбором антикоммунистической разведывательной информации, то есть такое же подразделение, какое было ранее создано с нашей помощью в полиции. Фактически иметь такое подразделение в министерстве обороны даже лучше, поскольку государственному министру и полиции рано или поздно придется заниматься политикой, а военное подразделение, оставаясь в стороне от общей политики, сосредоточит свое внимание на деятельности крайне левых.

30 августа 1963 года, Кито. Операции в профсоюзах всегда кажутся беспорядочными, но время от времени и там можно добиться блестящих результатов. Рикардо Васкес Диас, один из агентов в профсоюзах, который достался мне от Саудейда, сообщил позавчера, что его любовница является официальной стенографисткой на всех важных заседаниях кабинета и хунты и что она дает ему копии всех записей, так что теперь он в курсе всех важных решений при проведении работы в Конфедерации свободных профсоюзов. Он дал мне несколько таких копий. Ознакомившись с ними, Дин предложил мне начать выплачивать ей жалованье через Васкеса. Теперь мы будем получать копии протокольных записей этих заседаний раньше самих участников. В посольстве мы доведем их только до сведения посла и советника-посланника, в Вашингтон будем направлять краткое резюме для ограниченного круга лиц, а по специальному запросу — полный текст на испанском языке. Посол, как утверждает Дин, больше всего заинтересован в том, чтобы выяснить реакцию членов хунты и кабинета на встречи с ним и использовать эти сведения при планировании последующих встреч. В конечном счете мы попытаемся завербовать непосредственно любовницу Васкеса, но пока что я должен быть осторожен, чтобы не нанести ущерба операциям в Конфедерации свободных профсоюзов. Васкес утверждает, что никому не говорил о получаемых от своей любовницы сведениях, и, вероятно, это правда, поскольку если бы он поделился с кем-либо, то другие агенты уже знали бы и сообщили мне. Эти копии — золотые зерна политической разведывательной информации, как раз такая информация, какую должны добывать в ходе тайных операций.

Кстати, произошли изменения в терминологии: операции, которые обычно назывались психологическими и полувоенными, — среди профсоюзов, молодежи и студенчества, средств массовой информации и политические — теперь называются операциями тайных акций. В штаб-квартире это изменение в терминологии было произведено одновременно со слиянием подразделения психологических и полувоенных операций с отделом международных организаций, в результате чего создано подразделение под новым названием «служба тайных акций».

В вопросе о профсоюзах у нас серьезные затруднения с новым правительством, вызываемые тем, что хунта склонна проявлять произвол — она отменила, например, право на забастовки. В этом отношении у хунты наблюдается тенденция с одинаковой меркой подходить как к Конфедерации свободных профсоюзов Эквадора, так и к Конфедерации трудящихся Эквадора. Эта общая тенденция усугубляется министром экономики Энрике Амадором Маркесом, который в прошлом являлся одним из агентов оперативной группы в Гуаякиле и с которым прекратили связь в прошлом году из-за его регионализма. Теперь он делает все возможное, чтобы проводить решения, благоприятствующие его бывшим дружкам по региональным конфедерациям в ущерб Конфедерации свободных профсоюзов.

Государственный министр проявляет большую готовность к сотрудничеству, следуя нашим советам в отношении политических заключенных. Здесь теперь находится специальная группа, помогающая обрабатывать протоколы допросов арестованных и определять последующие пути расследований, которая прибыла из специальных диверсионно-разведывательных войск армии США в зоне Панамского канала (из школы по контрповстанческой борьбе). Итоги допросов пока не велики, но есть интересная информация. В результате этой работы арестованных выпускают на свободу очень осторожно, и большинство из них предпочитают выехать в эмиграцию в Чили. Араухо находится в числе тех крупных рыб, которым удавалось скрываться, однако несколько дней назад он и еще шестеро получили убежище в посольстве Боливии. Похоже, что ему придется долго там отсиживаться, прежде чем хунта разрешит ему выехать за границу.

8 сентября 1963 года, Кито. Эти операции в профсоюзах настолько запутанные, что вынуждают меня откладывать все другие операции из-за нехватки времени. Не удивительно, что у Саудейда было так немного агентов — они говорят и говорят без конца, так что встреча с одним агентом может занять всю половину дня.

Не так давно служба тайных операций ЦРУ направила двух оперативных сотрудников к резиденту в Панаме, чтобы оказывать помощь в проведении операций в профсоюзах по всему Западному полушарию примерно в том же духе, как это делают сотрудники отдела оперативной техники в Панаме, обслуживая по заявкам всех резидентов в Латинской Америке. С кратким визитом они побывали и у нас, в Кито, скорее для ознакомления с положением, чем для какой-либо работы, однако они пообещали организовать приезд сюда того или иного авторитетного представителя Межамериканской региональной организации трудящихся, чтобы урегулировать с хунтой возникшие проблемы. Как утверждает Билл Браун, который является специалистом по профсоюзным операциям, недавно наконец был завербован генеральный секретарь Межамериканской региональной организации трудящихся Артуро Хауреги, так что теперь им будет легче управлять. До этого контроль ЦРУ над Межамериканской региональной организацией в Мехико осуществлялся через Морриса Паладино, который был помощником генерального секретаря и главным представителем АФТ—КПП. Возможно, мы попросим вмешательства самого Хауреги.

На прошлой неделе здесь находились два оператора с детектором лжи, которые подвергли проверке наших агентов. Я решил наконец встретиться с Атауальпой Басантесом, одним из наших агентов в КПЭ, который с 1960 года регулярно давал нам информацию, но ни разу не встречался непосредственно с сотрудником резидентуры. В качестве предлога для встречи я воспользовался необходимостью проверки на детекторе.

Интервью с Басантесом под контролем детектора очень интересно, так как показало, насколько полезен детектор при проверке честности в донесениях и в использовании выдаваемых денег. В случае с Басантесом, который, как утверждает оператор, не является необычным, детектор вынудил агента излить целый поток объяснений о его мотивах и чувствах в отношении нас и своих товарищей по партии. Он, конечно, запутавшийся человек, работающий на нас из-за денег, но тем не менее убежден, что капитализм является анафемой для его страны. Теперь я попытаюсь с ним встречаться по меньшей мере раз в месяц. За последние шесть месяцев его донесения резко сократились, в основном из-за того, что доктор Овалье оказался очень слабым связником, поэтому я подыскиваю теперь для него нового. Вместо того чтобы увеличить ему плату, что могло быть связано с известным риском, я согласился выплачивать страховые премии по страховому полису на Басантеса — это дороговато, так как ему уже под пятьдесят лет, а здоровье у него неважное, но это будет еще одним рычагом контроля над ним.

Один из агентов Саудейда, которого он направил на Кубу, был только что арестован по возвращении в Гуаякиль, и, кажется, никто не знает, что с ним теперь делать. Агент этот — Кристобал Могровехо — тот самый человек из города Лоха, которого мы использовали, когда пытались установить подслушивающее устройство в квартире Эчеверрии. Дин придерживается жесткой линии в отношении Могровехо, поскольку на встрече с сотрудником резидентуры в Майами (бывшая резидентура в Гаване) после выезда с Кубы ему было сказано в Эквадор не возвращаться. Мы направили это указание именно для того, чтобы предотвратить арест по возвращении, но, поскольку он отказался следовать нашему совету, Дин не прикладывает усилий для его освобождения. Могровехо был арестован за то, что при проверке в аэропорту в его багаже нашли кубинские пропагандистские материалы (невероятная глупость с его стороны). Арест Могровехо широко комментируется теперь в Лохе, где он был президентом ассоциации студентов юридического факультета университета Лоха и широко известен своими твердыми католическими убеждениями.

На время прекращены операции по подслушиванию квартир Эчеверрии и Флореса. Рано или поздно Флорес эмигрирует; Эчеверрия же скрывается. Операции по подслушиванию и фотографированию магазина коммунистической литературы тоже прекращены, поскольку хунта сразу же после прихода к власти закрыла его. Теперь нам придется убирать свои технические приспособления с повторением стука молотка и скрипа заржавленных гвоздей в половицах.

20 сентября 1963 года, Кито. Этот месяц полон непрерывного движения людей: агентов, визитеров и новых сотрудников резидентуры. Прибыл наконец первый новый оперативный сотрудник резидентуры Мортон (Пит) Палмер; его прикрытие — должность в экономическом отделе посольства. Несомненно, это будет отличное пополнение в аппарате резидентуры, и я уже начинаю разгружать себя, передавая ему руководство некоторыми тайными операциями.

Дин поручил мне проявлять заботу и еще об одном госте: к нам прибыл Тед Шаннон, бывший резидент в Панаме, а в настоящее время начальник отделения службы внешней контрразведки ЦРУ, ответственный за сотрудников, работающих под крышей Агентства международного развития в сфере оказания помощи другим странам по вопросам общественной безопасности. Шаннон является основателем межамериканской полицейской школы в Панаме (кстати, в следующем году она будет переведена в Вашингтон под новым названием: «международная полицейская школа»), и он был немало огорчен тем, что мы не полностью использовали нашего сотрудника Джона Бурке, работающего под крышей миссии по вопросам общественной безопасности. Дин высказал Шаннону свои опасения относительно возможных осложнений из-за излишнего усердия Бурке, однако после отъезда Шаннона Дин предложил мне подумать насчет того, какие операции можно доверить Бурке. Дин обеспокоен критикой в свой адрес в штаб-квартире за то, что он не в полной мере использует имеющихся у него людей; и действительно, Бурке мог бы выполнить массу всяких поручений. Первым делом его надо ввести в состав специальной группы допроса, которая работает с политическими заключенными.

Вчера в Эквадор вернулся Рейнальдо Вареа, но для него неприятности еще не закончились. Сразу же после переворота хунта отменила импичмент против Вареа и объявила, что он предстанет перед судом, если вернется в страну. Он согласился предстать перед судом, а также воздерживаться от политической деятельности. Из Панамы он направился в Хьюстон, где сотрудник штаб-квартиры выдал ему денежное вознаграждение в связи с прекращением работы в качестве агента, но, если Дин захочет его увидеть, он может установить связь с ним через Отто Кладенски.

Мануэль Наранхо был заменен другим на посту представителя Эквадора в ООН и тоже вернулся. В штаб-квартире сложилось исключительно благоприятное впечатление о нем за его работу на нас в ООН, у Дина то же самое мнение о нем, и он собирается представить Наранхо, который снова работает в Социалистической партии, на оформление его штаб-квартирой в качестве профессионального агента, что будет означать высокий оклад, дополнительные льготы, гарантированную работу на длительные сроки и пенсию при выходе в отставку.

Хуан Севилья, министр финансов в правительстве Аросемены, является единственным из наших политических агентов в старом правительстве, который получил новую должность с приходом к власти хунты. Возможно, это является следствием его твердой позиции в последние месяцы перед переворотом: хунта назначила его новым послом Эквадора в Западной Германии. Мы направляем досье на Севилью нашему резиденту в Бонне и договариваемся насчет установления контактов на тот случай, если наш резидент в Бонне решит воспользоваться услугами Севильи. Несколько недель назад я вручил Севилье деньги для Карлоса Рендона, его личного секретаря, который поймал Роуру и установил подслушивающее приспособление в квартире Флореса. Очевидно, Рендону чем-то пригрозили, и он собирается покинуть страну па несколько месяцев.

Подполковник Фредерико Гортаире переведен с должности командующего армейскими частями в провинции Манаби на пост военного губернатора провинции Чимборасо. Пока мы будем поддерживать связь с ним через его брата Хорхе Гортаире, чтобы выиграть время, но Дин хочет направить одного из вновь прибывших сотрудников прямо в Риобамбу, чтобы встретиться с подполковником как можно скорее.

Медовый месяц с хунтой в эти дни проходит довольно быстро. Традиционные политические партии начинают беспокоиться, что хунта может остаться у власти значительно дольше, чем обещала, а их широкая кампания по повышению офицерских званий не пользуется особой популярностью. Особенно в связи с тем, что в числе первых, кому были повышены звания, оказались сами члены хунты; теперь хунту составляют один полковник, один адмирал и два генерала.

15 октября 1963 года, Кито. Вопрос о наших операциях в профсоюзах все еще остается нерешенным из-за произвольных тенденций во взглядах хунты. Еще с прошлого месяца готовится новый общегосударственный закон о транспорте, однако хунта отказывается согласовать проект закона с национальной федерацией водителей автотранспорта, которой этот закон больше всего касается. А федерация водителей является нашим первоочередным объектом, который необходимо увести в сторону от Конфедерации трудящихся Эквадора и в конечном счете вовлечь в Конфедерацию свободных профсоюзов Эквадора. Поэтому мы вызвали из Рио-де-Жанейро Джека Отеро, чтобы он заступился перед хунтой в пользу федерации водителей при рассмотрении закона о транспорте, хотя эта федерация и не является филиалом Международной федерации работников транспорта. Из этих усилий, возможно, что-нибудь получится, если не с хунтой, то с самой федерацией водителей.

Даже в работе через американский институт развития свободных профсоюзов мы встречаемся с трудностями. Главный руководитель программы этого института в Эквадоре не является нашим агентом, поэтому мы не можем направлять его деятельность (разве только через Вашингтон) таким образом, чтобы она гармонировала с нашими усилиями. Наконец приехал Догерти, чтобы помочь скоординировать программы института с нашими планами и работой, но и этим трудности не исчерпаны. Он собирается договориться, чтобы руководитель программы института в Боготе, завербованный и контролируемый агент ЦРУ, был направлен сюда на такой период времени, какой потребуется, чтобы обеспечить осуществление программы института в том духе, в каком это необходимо в интересах работы Дина. В основном это проблема замещения должностей любыми лицами, через которых мы могли бы содействовать нашим агентам. Рано или поздно, по все программы института в латиноамериканских странах будут осуществляться под непосредственным контролем резидентов.

По мере рассмотрения дел политических заключенных их понемногу выпускают из тюрьмы, и они отправляются в эмиграцию. Тем не менее остается еще более ста арестованных. Флорес и Роура отправляются в эмиграцию в Чили. Араухо наконец получил разрешение на выезд в эмиграцию и неделю назад выехал в Боливию. Об Эчеверрии все еще ничего не слышно. Карденас, Варгас, Басантес и некоторые другие наши агенты как-то избежали ареста.

Прибыл еще один новый оперативный сотрудник: Джим Уолл, старый приятель, который вместе со мной учился в Кэмп-Пири. Уолл только что провел два года в Сантьяго (Чили) под видом студента университета. Он возьмет теперь па себя руководство некоторыми операциями, которые до этого были в моем ведении. Он будет работать под крышей экономического отдела посольства, вместе с Палмером.

Операторы с детектором лжи в настоящее время находятся в Буэнос-Айресе, и Дин принимает меры, чтобы там подвергли проверке посланного нами туда Медардо Торо. У нас создалось впечатление, что резидент в Буэнос-Айресе не воспринимает достаточно серьезно нашу просьбу, правда, у них, несомненно, и без этого предостаточно своих проблем. Чтобы выяснить, почему результаты операции не улучшаются, Дин предложил мне выехать в Буэнос-Айрес и помочь на месте расшифровать показания детектора, полученные при проверке Торо. Я также съезжу в Монтевидео, поскольку Торо проходит там курс лечения и установил контакт по просьбе Веласко с сотрудником кубинского посольства в Монтевидео.

7 ноября 1963 года, Кито. Это была странная поездка, принесшая разочарование в деле с Торо, однако очень воодушевившая меня в личном плане в связи с предстоящим назначением в Монтевидео. Резидентура в Буэнос-Айресе относится к делу Торо как к совершенно пустяковому, что мы и подозревали. Все, на что мы можем надеяться, — это периодические встречи сотрудника резидентуры с Торо, чтобы передавать ему деньги и получать от него донесения. В Монтевидео дело обстоит и того хуже: шеф резидентуры Нед Холмэн вообще не хочет иметь никаких дел, связанных с Веласко. Холмэн был предшественником Ноулэнда в Кито, так что имел более чем достаточно поводов, чтобы быть озлобленным на Веласко. Тем не менее дело это интересно уже тем, что Веласко устанавливает каналы связи с кубинцами через Торо. Интересно будет выяснить, получает ли Веласко финансовую поддержку от кубинцев. Было бы не столь уж невероятно, если он вновь собрался выдвинуть свою кандидатуру па пост президента, учитывая то, что он отказался порвать с Кубой и неоднократно высоко отзывался о Кастро.

В Буэнос-Айресе я разбирался с материалами проверки на детекторе не только Торо, но и двух других дел: в одном проверяли профсоюзного деятеля, одного из наиболее ценных агентов в движении перонистов, а в другом — офицера аргентинской военно-морской разведки и его жены, которые работают вместе в качестве агентов в разведывательной службе военно-морских сил Аргентины.

10 ноября 1963 года, Кито. Послезавтра я попытаюсь завербовать Хосе Мариа Роуру, который с мая прозябает в тюрьме «Гарсиа Морено». Ему разрешили выехать из страны, и он сначала вылетит в Гуаякиль, оттуда в Лиму, затем в Ла-Пас и в конечном счете — в Чили.

Последние несколько недель полковник Луго находился в Кито и при встрече говорил мне, что полицейские, допрашивающие Роуру, сообщают о его очень подавленном настроении, даже разочаровании в своем политическом прошлом. Он также крайне обеспокоен судьбой своей семьи, оказавшейся в бедственном положении. Эти сведения совпадают с теми, которые мы получили из других источников о положении семьи Роуры. Луго высказал предположение, что, возможно, Роура уже созрел для того, чтобы начать его вербовку, по это следует сделать вне стен тюрьмы.

Обсудив возможности, Дин предложил мне сесть в тот же самолет, на котором улетает Роура из Гуаякиля в Лиму, и сделать ему предложение в самолете. Мы договорились с управляющим в аэропорту Гуаякиля, американцем и нашим агентом, чтобы он устроил мне место в самолете рядом с Роурой. Из штаб-квартиры только что получено одобрение нашего плана, а наш резидент в Лиме договорится с полицией, чтобы Роуре разрешили остановиться там на несколько дней, если пожелает, так как разрыв между прибытием самолета из Гуаякиля и отправлением в Ла-Пас всего около двух часов. Нам необходимо, если все пойдет удачно, довести дело до конца в Лиме, а не в Ла-Пасе. Когда я переговорю с ним, то предложу сделать остановку в Лиме за мой счет. После всех этих месяцев, проведенных в одной из самых мрачных тюрем мира, он, видимо, согласится. В любом случае попытка вербовки в самолете — оправданный риск, хотя известно, что характер Роуры чрезвычайно изменчив. Оправданность риска объясняется тем, что нам нужно проникнуть в эмиграцию в Сантьяго, а Роура был бы превосходным источником после возвращения в Эквадор.

13 ноября 1963 года, Кито. Не все получалось, как было задумано, но и не случилось ничего страшного. В полдень 13 ноября я вылетел в Гуаякиль. К моему удивлению, Роура оказался в том же самолете, что и я, но под охраной полиции. Полковник Луго говорил мне, что Роуру отправят утренним рейсом, и я меньше всего хотел, чтобы он видел меня в Кито или подумал, что я имею какое-либо отношение к нему. Паш сотрудник в Гуаякиле обо всем договорился с управляющим, и тот ждал меня в три часа ночи, чтобы дать мне место в самолете рядом с Роурой, которого освободят из-под стражи в момент, когда он вступит на борт самолета.

Когда я вошел в салон самолета, то с тревогой увидел, что там было всего не более десяти пассажиров, Стюардесса проводила меня на место рядом с Роурой — он уже сидел на своем месте, и мое знакомство с ним и заготовленная легенда начали рушиться. Я собирался начать с ним разговор как случайный пассажир с другим случайным пассажиром. Я выбрал место рядом с Роурой на тот случай, если салон окажется переполненным, чтобы никто не занял это место. Но теперь было совершенно ясно, что мое появление рядом с ним преднамеренно.

После того как я уселся возле Роуры, молчание, казалось, затянулось до бесконечности. Я отчаянно силился придумать какой-нибудь новый повод, чтобы завязать разговор. Неожиданно появилась стюардесса и предложила мне пересесть куда угодно, чтобы вздремнуть, поскольку ряды кресел в салоне пустовали. Нужно было некоторое время, чтобы прийти в себя и придумать новый вариант. Я направился вперед рядов за десять, настроение у меня упало.

Вот уже и от взлетной дорожки оторвались. Прошло пять, десять, двадцать минут, но я так и не решался встать со своего места. В свое оправдание я уже начал было придумывать версию о создавшихся неблагоприятных условиях, чтобы как-то объяснить, почему не заговорил с Роурой. Однако нужно было все же как-то сдвинуться с мертвой точки, и в конце концов я встал и нетвердой походкой, словно входя в холодную воду, направился к месту, где сидел Роура.

Я представился под вымышленным именем. На мой вопрос, не могу ли я с ним поговорить, он ответил мне с полным безразличием. Я уселся рядом и начал говорить, постепенно освобождаясь от напряжения, что я американский журналист, несколько последних недель провел в Эквадоре, изучая проблемы неграмотности, болезней и нищеты для подготовки серии статей. В аэропорту перед вылетом я случайно узнал, что он должен был лететь этим же рейсом, и мне хотелось бы узнать его, коммуниста-революционера, точку зрения на эквадорские проблемы. Я добавил, что знаю об его аресте в этом году, и выразил удивление, что могут происходить столь деспотичные и несправедливые акты.

За кофе мы обсуждали проблемы Эквадора. Роура говорил открыто и с облегчением, и, казалось, устанавливалась атмосфера взаимопонимания. Минут за двадцать до посадки в Лиме я перевел разговор на тему о его личном положении. Он сказал, что в Лиме пересядет на другой самолет на Ла-Пас и через несколько дней вылетит оттуда в Сантьяго. Он не знал, что предпринять в отношении своей семьи, и считал, что в эмиграции ему будет тяжело.

Теперь мне нужно было сделать предложение, достаточно осторожное, но и достаточно определенное, чтобы Роура понял его смысл. Я сказал, что в Лиме встречусь с приятелями примерно той же профессии, что и я, они, возможно, захотели бы поговорить с ним и, я уверен, они готовы оплатить ему за интервью, поскольку представляют солидное предприятие. Он ответил, что был бы не против, но перуанцы разрешили ему оставаться в порту только до первого рейса самолета, направляющегося в Ла-Пас. Я сказал, что мои друзья, очевидно, смогут договориться с перуанцами о разрешении остаться в Перу на несколько дней, а ему для этого нужно будет попросить иммиграционные власти, разрешат ли они ему провести в Лиме хотя бы день и вылететь в Ла-Пас позднее, скажем сегодня вечером или завтра. Кто знает, заметил я, может быть, удастся договориться о какой-нибудь постоянной финансовой поддержка для него самого в Сантьяго и для его семьи в Кито. Может быть, сказал я, он даже сможет договориться о переезде его семьи в Сантьяго, чтобы жить вместе. Я видел, что он клюет на приманку и начинает понимать, к чему я клоню.

Когда на табло появился сигнал «Застегнуть ремни», я вынул из кармана листок бумаги с напечатанным вымышленным именем и номером почтового отделения в Вашингтоне. Я сказал, что в Лиме буду находиться в гостинице «Криллон» и если он будет иметь возможность сделать остановку на пару дней, то может зайти ко мне, чтобы продолжить разговор. Если нет, то он всегда может связаться со мной по этому почтовому адресу. Он не сказал, что будет просить у перуанских властей разрешение сделать остановку, но и не сказал, что не будет. Мне показалось, Роура решил сделать такую попытку. В заключение, чтобы убедить его в том, что я о многом знаю, и дать понять ему, что я из ЦРУ, я назвал его на прощание «Пепито» — именем, которым он пользовался среди своих товарищей по компартии. После этого я вернулся на свое место.

Сойдя с самолета, я направился к зданию аэровокзала, где у входа меня встретил сотрудник резидентуры в Лиме, который осуществляет связи с иммиграционными властями. Он договорился с ними, не раскрывая наших планов по вербовке эквадорца, насчет разрешения, если Роура обратится с такой просьбой, а если и не обратится, то чтобы они сами в осторожной форме предложили ему такую возможность. Из здания аэровокзала мы стали наблюдать за самолетом, так как Роура почему-то задерживался в нем. Наконец он появился и начал спускаться по трапу, но затем внезапно повернулся и вбежал обратно в самолет. Как раз в этот момент около десятка полицейских в форме быстро шли — по существу, бежали — к этому самолету. Старший из них вошел в самолет, и последовала длительная пауза. Встретивший меня сотрудник резидентуры направился к своим людям в полицию аэропорта, чтобы выяснить, что там произошло, а я — в посольство ждать известий из аэропорта. Если Роура останется, я найму номер в гостинице «Криллон» и буду ждать его. Если он полетит дальше в Ла-Пас, я вылечу обратно в Кито дневным самолетом.

Когда я пришел в посольство, мне сообщили подробности инцидента в аэропорту. Роура так испугался полиции, когда те бежали к самолету, что подумал, что может случиться что-то ужасное, и отказывался оставить самолет и выходить в аэровокзал до посадки на другой самолет, следующий в Ла-Пас. Он проявлял крайнюю нервозность в аэропорту и все время волновался, как бы не пропустить самолет на Ла-Пас, затем, как и было запланировано, Роура вылетел туда.

Резидент в Лиме Боб Дэвис принес извинения за сверхусердие чиновников местной полиции: полицейские, устремившиеся к самолету, хотели устроить Роуре теплый, корректный прием в порядке подготовки к выдаче ему разрешения на остановку в Лиме. Сотрудники резидентуры в Лиме сорвали мне операцию; я уверен, что Роура сделал бы остановку, а теперь нам остается только ждать телеграмму или письмо по адресу, который я дал ему. А Дин между тем обдумывает возможность поездки к Роуре, как только тот прибудет в Сантьяго.

Из Лимы я послал телеграмму в штаб-квартиру по существу моего контакта с Роурой и в порядке информации копии — в Кито и Ла-Пас. Когда я сегодня днем вернулся в Кито, Дин уже был знаком с моей телеграммой, у него поднялось настроение, хотя мы и не уверены в том, что Роура принял наше предложение. Завтра я получу боливийскую и чилийскую визы на случай необходимости быстрого выезда, если в Вашингтоне получат от Роуры телеграмму на мое вымышленное имя.

17 ноября 1963 года, Кито. Потребовалось немного времени для выяснения позиции Роуры. Сегодня утром мы получили телеграмму от резидента в Ла-Пасе, в которой он сообщил, что Роура имел тайную встречу с двумя ведущими боливийскими коммунистическими деятелями. На этой встрече Роура сообщил о моей попытке завербовать его, при этом он заявил, что если еще раз встретит меня, то убьет. Очевидно, эта информация получена путем подслушивания с помощью технических средств. Теперь мне не нужно визы, хотя Дин все еще думает, что Роура может изменить свое решение через полгода, год или пару лет. Во всяком случае, он знает, что мы интересуемся им, и у него есть номер нашего почтового ящика.

Мне осталось до выезда только три недели, и по мере передачи руководства операциями трем новым сотрудникам я одновременно прекращаю сотрудничество с некоторыми малозначительными агентами, не исключая, разумеется, возможности вновь вернуться к ним, если в этом появится необходимость.

В числе тех, с кем резидентура прекращает сотрудничество, доктор Фелипе Овалье, личный врач Веласко и связник для Басантеса, нашего агента в КПЭ. Овалье становится слишком дряхлым стариком, и, вероятно, это является основной причиной спада активности Басантеса. Перед тем как прекратить выплату Овалье из фондов резидента, мне удалось уговорить посла вновь включить его в списки врачей, которые выдают медицинские справки для получения американских виз (консульский отдел вычеркнул его из списка этих врачей, так как он выдал справки лицам, едущим в США, больным сифилисом), иначе он оказался бы в крайне тяжелом материальном положении. Шансы на возвращение Веласко сейчас настолько малы, что не стоит тратить время на встречи с Овалье для получения информации о сторонниках Веласко. Я завербовал нового связника для Басантеса и думаю, что тот начнет теперь работать лучше. Этот связник — полковник авиации Гонсало Фернандес, бывший военный атташе Эквадора в Лондоне, ушедший в отставку по политическим мотивам. Поскольку Басантес тоже бывший офицер, я надеюсь, что они сработаются.

10 декабря 1963 года, Тампа. Сидя в самолете, уносившем меня домой, я мысленно сравнивал нынешнее положение в Эквадоре с тем, каким оно было, когда я прибыл туда. Ноулэнд теперь не узнал бы свою резидентуру, так она разрослась. Только в Кито у нас теперь восемь оперативных сотрудников против пяти, когда я впервые приехал сюда, плюс два новых секретаря, несколько работающих женщин — жен сотрудников и еще один сотрудник по связи. В Гуаякиле у нас, правда, все еще только два оперативных работника под крышей консульства, но добавили еще одного вне консульства. Теперь Дин собирается увеличить свой штат в Гуаякиле сотрудниками под неофициальными крышами. Бюджет резидентуры также непомерно вырос — с 500 тысяч долларов в 1960 году почти до 800 тысяч в настоящее время.

Безусловно, продвинулось осуществление контрповстанческой программы после всех этих арестов, ссылок в эмиграцию и репрессий, проведенных хунтой. Начато проведение нескольких новых операций, особенно новых операций по подслушиванию телефонных разговоров и созданию военного разведывательного подразделения, которым занимается Дин. Многие из этих операций проводятся во взаимодействии с хунтой. Через полицию и военных офицеров мы сумели проникнуть и в саму хунту, а стенографистка главы хунты получает у нас жалованье. Операции среди студенчества тоже, кажется, должны улучшиться; несмотря на все трудности, наладилась работа и в Конфедерации свободных профсоюзов и в системе американского института развития свободных профсоюзов.

Стала намного благоприятнее и общая политическая обстановка. Когда я приехал в Кито, министром внутренних дел был Араухо, и в течение двух с половиной лет традиционные партии наделали массу глупостей, толкая рядовых граждан на поиски крайностей, дабы решить назревающие проблемы. Все политические деятели — Веласко и его последователи, консерваторы, социал-христиане, либералы и социалисты — боролись за обеспечение своих узко-эгоистичных интересов, иногда под руководством наших агентов, но так и не провели ни одной реформы, о необходимости которых все они говорили.

В начале этого года был опубликован доклад ООН, в котором говорилось, что 800 тысяч эквадорских семей (свыше трех миллионов человек) живут в нищете, в то время как тысяча богатых семей (900 помещиков и 100 дельцов и коммерсантов) утопают в роскоши и богатстве.