Убийство в дождь (Killer in the Rain) — рассказ Реймонда Чандлера о безымянном герое, расследующем преступление.
1
Мы сидели в моей комнате в Берглунде. Я на краю кровати, Дравек в мягком кресле.
Дождь барабанил по стеклу. Окна были плотно закрыты, в комнате было жарко, и я включил настольный вентилятор. Ветерок обдувал Дравеку лицо, ерошил густую черную шевелюру, перебирал длинные волоски, выбившиеся из сплошной линии сросшихся бровей. Он был похож на вышибалу, у которого завелись деньги.
Блеснув на меня золотыми зубами, Дравек сказал:
— Что у тебя обо мне есть?
Он произнес это с таким важным видом, будто знать о нем даже самую малость уже означало знать слишком много.
— Ничего. Насколько мне известно, ты ни в чем не замешан.
Он поднял большую волосатую руку и некоторое время со значительным видом ее разглядывал.
— Ты не понял. Меня прислал парень по имени М’Джи. Крокус М’Джи.
— Очень рад. Как он поживает?
У шерифа М’Джи-Крокус занимался расследованием убийств.
Дравек снова взглянул на свою огромную руку и нахмурился.
— Нет, ты опять не понимаешь. У меня есть для тебя работа.
— Я в последнее время что-то перестал этим заниматься, — сказал я. — Потерял интерес.
Он внимательно оглядел комнату, немного блефуя, словно человек от природы ненаблюдательный.
— Может, деньги нужны, — сказал он.
— Может, и нужны.
На Дравеке был замшевый плащ с поясом. Он небрежно его распахнул и достал бумажник, немногим меньше тюка с сеном. В разные стороны из бумажника торчали купюры. Дравек хлопнул им по колену, послышался приятный глуховатый звук. Он вытряхнул деньги, вытащил из пачки несколько банкнот, засунул остальные назад, уронил бумажник на пол, но не поднял его, сложил пять стодолларовых купюр, как заправский игрок в покер, и ткнул их под вентилятор.
Слишком много утомительных движений. Он крякнул.
— У меня их навалом, — сказал он.
— Вижу. И что мне надо за эти деньги сделать?
— Ну теперь-то ты обо мне вспомнил, а?
— Кое-что.
Я достал из внутреннего кармана конверт и прочел вслух, что было написано на обороте:
— «Дравек Антон, или Тони, бывший питтсбургский литейщик, здоровенный детина, груда мышц. Однажды просчитался и попал за решетку. Потом уехал из города на запад. Работал в Эль-Сегуро на ранчо, выращивал авокадо. Со временем завел собственное ранчо. Сильно преуспел, когда в Эль-Сегуро начался нефтяной бум. Разбогател. Много потерял, занимаясь всякой ерундой. Но деньги еще есть. По национальности серб, рост 185 сантиметров, вес сто шесть килограммов, имеет дочь, была ли жена — неизвестно. В полиции ничего существенного на него нет. Ничего со времен Питтсбурга».
Я закурил трубку.
— Ого, — сказал он. — И откуда ты все это разузнал?
— Связи. Так что за дело?
Он поднял с пола бумажник, пошарил внутри квадратными пальцами, высунув кончик языка между полных губ. Наконец достал маленькую коричневую визитную карточку и несколько измятых листков. Все это передал мне.
На визитной карточке золотыми буквами была сделана очень изящная надпись: «Мистер Гарольд Гарвик Стейнер». А в углу приписка мелкими буквами: «Редкие книги и подарочные издания». Ни адреса, ни номера телефона.
Три белых листочка были обычными расписками на тысячу долларов каждая, подписанная размашистым дегенеративным почерком — Кармен Дравек.
Я вернул листки и спросил:
— Шантаж?
Он медленно покачал головой, и в его лице появилась нежность, которой я раньше не замечал.
— Речь о моей девочке Кармен. Этот Стейнер… он к ней пристает. Она все время бегает в его притон, напивается. Наверно, он с ней спит. Мне это все не нравится.
Я кивнул.
— А как насчет расписок?
— Мне на деньги плевать. А вот что она с ним забавляется — это к чертям! Понимаешь, у нее вообще к мужчинам слабость. Ты пойди скажи этому Стейнеру, пусть оставит Кармен в покое! Не то я сверну ему шею собственными руками. Ясно?
Он выпалил все это, тяжело дыша. Его маленькие глаза округлились, стали злыми. Зубы почти стучали.
— А почему я? Почему ты ему сам не скажешь?
— Да потому что я взбешусь и прикончу этого!.. — закричал он.
Я вынул из кармана спичку и примял пепел в трубке. Внимательно посмотрел на Дравека, пытаясь его понять.
— Ерунда. Ты же боишься.
Он поднял оба кулака до уровня плеч. Встряхнул этими огромными узлами из костей и мускулов. Медленно опустил их, глубоко вздохнул и честно признался:
— Правда. Боюсь. Прямо не знаю, как с ней быть. У нее все время кто-то есть, и каждый раз какой-нибудь подонок. Недавно я заплатил одному парню, Джо Марго, пять кусков, только чтоб отвязался. Она все еще на меня злится.
Я смотрел на окно, следил, как дождевые капли бьются о стекло, расплющиваются и скользят сплошным потоком вниз, точно растаявший желатин. Ранней осенью редко бывают такие ливни.
— Давать им деньги бессмысленно, — сказал я. — Этому конца не будет. Так надо, чтобы я поговорил с этим Стейнером по душам?
— Скажи, что я ему шею сверну.
— Я бы не стал мараться, — сказал я. — Я знаю Стейнера. И сам бы свернул ему шею, если б это помогло.
Дравек подался вперед и схватил меня за руку. В его глазах появилось что-то детское. В них застыли мутные капли слез.
— Слушай, М’Джи говорит, ты парень что надо. Я признаюсь только тебе — я этого никому никогда не говорил. Кармен… она мне вовсе не дочь. Я подобрал се в Смоуки, на улице, совсем маленькую. Она была одна. Может, я ее украл, а?
— Похоже на то, — сказал я и с трудом высвободил онемевшую руку. Пришлось ее растирать, чтобы вернуть чувствительность. С такой хваткой можно сломать телефонный столб.
— После тюрьмы я завязал, — продолжал он мрачно, но с нотками нежности в голосе. — Приехал сюда и жил честно. Она выросла. Я ее люблю.
— Ну да, — сказал я, — вполне естественно.
— Нет, ты не понимаешь. Я хочу на пей жениться.
Я посмотрел на него.
— Она становится старше, набирается ума. А может, она и пойдет за меня, а?
Он умолял меня, как будто я мог все уладить.
— Ты ей что-нибудь говорил?
— Я боюсь, — признался он.
— Думаешь, она втюрилась в Стейнера? Он кивнул.
— Но это ничего не значит.
Тут он, наверное, был прав. Я встал с кровати, открыл окно и подставил лицо под дождь.
— Ладно, решено, — сказал я, опустив раму и вернувшись к кровати. — Я уберу с твоей шеи Стейнера. Это легко. Не знаю только, зачем тебе все это надо.
Он снова хотел схватить мою руку, но на этот раз я вовремя увернулся.
— Уж больно круто ты начал разговор, тряс своими бумажками, — сказал я. — Теперь немного расслабился. Не потому что я сказал тебе что-то новое. Ты и сам все знаешь. Я не Дороти Дикс и не такой уж дурак. Я уберу Стейнера с твоей шеи, если тебе так приспичило.
Он неловко поднялся, махнул шляпой и уставился мне на ноги.
— Сними его с моей шеи, как ты сказал. Да и вообще, он ей не годится.
— А вдруг твоей шее немного не поздоровится?
— Ничего. Ей не привыкать.
Дравек застегнул плащ, нахлобучил шляпу на большую косматую голову и направился к выходу. Он осторожно закрыл дверь, словно вышел от тяжелобольного.
Я решил, что этот парень окончательно спятил, но мне он понравился.
Я спрятал деньги, налил себе виски с содовой и уселся в еще теплое кресло.
Вертя рюмку в руках, я размышлял, известно ли что-нибудь Дравеку о махинациях Стейнера.
У Стейнера было собрание редких и не очень редких порнографических книг, которые он давал любителям клубнички за десять долларов в день.
2
Весь следующий день шел дождь. К концу рабочего дня я остановился в своем синем «крайслере» на противоположной стороне Бульвара, наискосок от скромного входа в магазинчик, над которым зеленым неоновым светом горела вывеска «Г. Г. Стейнер».
Лужи на мостовых были по колено, дождь до краев заполнил сточные канавы, и дюжие полицейские в блестящих, как ружейные стволы, непромокаемых плащах, с удовольствием хватали в охапку молоденьких девушек в шелковых чулках и изящных резиновых сапожках и переносили их через страшные потоки.
Дождь стучал по капоту машины, бил и рвал туго натянутый сверху брезент, просачивался в щели застежки и стекался в лужу прямо у меня под ногами.
Я прихватил в машину фляжку с виски. И частенько прикладывался к ней, чтобы окончательно не потерять интерес ко всему этому делу.
Стейнер занимался своим бизнесом даже в такую погоду; то есть, именно в такую погоду. Милые автомобильчики останавливались у входа в магазин, милые ребятки шмыгали внутрь и появлялись вновь с пакетами под мышкой. Конечно, в пакете вполне могла лежать редкая книга или подарочное издание.
В половине шестого прыщавый парень в кожаной куртке вышел из магазина и быстро направился куда-то вверх но боковой улочке. Вернулся он на чистенькой кремово-серой двухместной машине. Из дверей вышел Стейнер и сел за руль. На нем был темно-зеленый кожаный плащ, в янтарном мундштуке сигарета, шляпы не было. На таком расстоянии я не мог разглядеть, который глаз у него стеклянный, хотя точно знал, что Стейнер одноглазый. Пока Стейнер шел по тротуару, парень в куртке держал над ним зонт, потом он его закрыл и передал в машину.
Стейнер поехал по Бульвару на запад. И я по Бульвару на запад. Миновав деловой район, у Пеппер-Каньона он повернул на север, там мне легко было следовать за ним на расстоянии одного квартала. Я не сомневался, что он едет домой — больше некуда.
С Пеппер-драйв он свернул на петляющую цементную дорожку, залитую дождем, которая называлась терраса Ла Берн, и поднялся по ней почти на вершину холма. С одной стороны этой узкой дороги шла высокая насыпь, а с другой на порядочном расстоянии друг от друга под крутой насыпью расположились несколько маленьких домиков. Их крыши едва поднимались над уровнем дороги. Фасады скрывал кустарник. Повсюду с мокрых деревьев стекали капли дождя.
Перед убежищем Стейнера, скрывая окна, стояла квадратом живая изгородь. Вход терялся в кустарнике, и с дороги я не мог разглядеть дверь. Стейнер поставил в небольшой гараж кремово-серую машину, запер дверь на замок и, держа зонтик над головой, прошел сквозь кустарник. В доме зажегся свет. Я между тем проехал мимо, на вершину холма. Там развернулся, доехал до соседнего, расположенного чуть выше дома и остановился. Дом этот или был закрыт, или вообще стоял пустой, но никаких объявлений на нем не было. Я приложился к фляжке шотландского виски, подумал и решил ждать.
В шесть пятнадцать на холме появились огни. Уже темнело. У живой изгороди дома Стейнера остановилась машина. Из нее вышла высокая стройная девушка в плаще. Сквозь изгородь пробивалось немного света, и я заметил, что у девушки темные волосы и сама она, кажется, хорошенькая.
Сквозь дождь до меня донеслись голоса, потом хлопнула дверь. Я вылез из «крайслера», спустился вниз и осветил фонариком внутренность машины. Это был темно-бордовый или, скорее, коричневый «паккард» с откидным верхом. Права были выписаны на имя Кармен Дравек, проживающей по адресу: 359, Люцерн-авеню. Я вернулся в свою таратайку.
Просидел в ней битый час. Время тянулось медленно. Больше на холме не появилось ни одной машины. Видно, район был совсем глухой.
Вдруг в доме вспыхнул молнией яркий белый свет. Потом снова стало темно, и из темноты послышался негромкий тоненький крик, отдаваясь слабым эхом среди мокрых деревьев. Не успел он отзвучать, как я уже выскочил из «крайслера» и бежал к дому.
В этом крике не было страха. В нем даже слышались потки приятного удивления и оттенок опьянения с налетом полнейшего идиотизма.
В доме Стейнера стояла мертвая тишина, когда я добрался до прохода в изгороди, чуть не наткнулся на выступ, прикрывавший входную дверь, и поднял руку, чтобы постучать.
И тут — будто кто-то только этого и ждал — из-за двери один за другим прогремели три выстрела. Раздался долгий хриплый вздох, глухой стук упавшего тела и быстрые шаги, удаляющиеся вглубь дома.
Я попробовал выбить дверь, но только потерял время, так как не было места для разбега. Дверь отбрасывала меня, как здоровый армейский мул.
От двери к дорожной насыпи шла узенькая тропинка, напоминавшая мостик. В доме не было ни бокового крыльца, ни удобных подходов к окнам. На ту сторону можно было попасть только пройдя через дом или по длинной деревянной лестнице, ведущей к черному ходу со стороны расположенной внизу улицы, больше похожей на переулок. И тут я услышал, что по черной лестнице бежит человек.
Это придало мне силы, и, отступив на фут вверх, я снова ударил дверь. Замок поддался, я ввалился в дом и спустился на две ступеньки вниз в большую затемненную неубранную комнату. Тогда я не стал разглядывать ее как следует. И поспешил дальше, к черному ходу.
В том, что в доме произошло убийство, я не сомневался.
Когда я достиг черного хода, послышался шум мотора. Быстро, не включая фар, отъехала машина. Вот и все. Я вернулся в гостиную.
3
Гостиная занимала весь фасад дома, в ней был низкий бревенчатый потолок и крашеные коричневые стены. Повсюду на стенах были развешаны небольшие гобелены. На низких полках стояли книги. Толстый розовый ковер лежал на полу, освещенный двумя торшерами под бледно-зелеными абажурами. В центре ковра стоял большой низкий письменный стол и черный стул с желтой атласной подушкой. Стол был завален книгами.
На возвышении у стены было поставлено кресло тикового дерева с подлокотниками и высокой спинкой. В нем на красной шали с бахромой сидела темноволосая девушка.
Она сидела очень прямо, словно окаменевшая, положив руки на подлокотники, плотно сжав колени и выставив вперед подбородок. Ее сумасшедшие глаза были широко раскрыты, зрачки исчезли.
Казалось, происходящее не доходило до ее сознания, но люди, потерявшие сознание, так не сидят. Она же сидела в такой позе, будто делала что-то очень важное, чему придавала большое значение.
Изо рта девушки вырвался тоненький кудахтающий звук, ничуть не изменивший выражения лица. Губы не шевельнулись. По-моему, она меня даже не заметила.
На ней были длинные серьги из нефрита — и больше ничего.
Я отвернулся и посмотрел в другой конец комнаты.
Стейнер лежал на спине у самого края розового ковра, а за ним валялось нечто, напоминающее маленький тотемный столб. В этом столбе было круглое отверстие, в котором виднелись линзы фотоаппарата. Видимо, фотоаппарат был наведен на девушку в тиковом кресле. У широкого шелкового рукава откинутой руки Стейнера лежала лампа-вспышка. Шпур от нее вился за «тотемным столбом».
На Стейнере были китайские шлепанцы на толстой белой войлочной подошве. Он был одет в черные атласные пижамные брюки и вышитую китайскую кофту, спереди она почти вся была залита кровью. Его стеклянный глаз ярко блестел — пожалуй, он был живее всего остального. На первый взгляд, все три выстрела попали в цель.
Лампа-вспышка и дала замеченный мной яркий всполох молнии, вырвавшийся из окон дома, а полусмеющийся крик — реакцию на него одурманенной голой девицы. Что касается трех выстрелов, то это было дело рук кого-то третьего, вмешавшегося в ход последующих событий. Вероятно, стрелял человек, поспешивший удалиться по черной лестнице.
Кое-что в его действиях мне было ясно. В тот момент я решил, что нужно бы закрыть входную дверь на короткую цепочку. Замок-таки умудрился сломать, когда ворвался в дом.
На одном конце стола на красном лакированном подносе стояли две топких лиловых рюмки. И пузатая бутыль с чем-то коричневым. Из рюмок пахло эфиром и настойкой опия, такой смеси мне пробовать не доводилось, но она удачно дополняла картину.
Одежду девушки я нашел на тахте в углу, для начала взял коричневое платье с рукавами и подошел к ней. Уже на расстоянии нескольких футов я почувствовал, что от нее тоже пахнет эфиром.
Девушка все еще издавала тоненький кудахтающий звук, а по ее подбородку струйкой стекала пена. Я легонько ударил ее по щеке. Мне не хотелось, чтобы, выйдя из транса, она впала в истерику.
— Ну-ка, — весело сказал я, — будь хорошей девочкой. Давай оденемся.
— Пошел… к… ч-ч-черту… — без всякого выражения произнесла девица.
Я снова похлопал ее по щеке. Никакой реакции. Пришлось натягивать на нее платье.
На это она тоже не отреагировала. Правда, послушно подняла кверху руки, широко растопырив пальцы, как будто это было ужасно остроумно. Пришлось повозиться с рукавами. Наконец я напялил на нее платье. Натянул чулки, надел туфли и поставил ее на ноги.
— А теперь давай-ка пройдемся, — сказал я. — Давай немножечко пройдемся.
Мы пошли. То се серьги стучали о мою грудь, то, как пара танцоров, исполняющих адажио, мы делали шпагат.
Так мы дошли до тела Стейнера и повернули обратно. Она не замечала ни Стейнера, ни его блестящего глаза.
Ей было смешно, что она не может идти, и она попыталась мне это объяснить, но изо рта шла только пена. Я усадил девушку на тахту, собрал в кучу ее белье и сунул его к себе в глубокий карман плаща, а сумочку положил в другой. Осмотрев письменный стол, я обнаружил синюю записную книжечку с зашифрованным текстом, которая меня заинтересовала. Ее я тоже положил в карман.
Потом я попробовал открыть фотоаппарат на «тотемном столбе» и вынуть из него фотопластинку, но никак не мог найти защелку. Я начинал нервничать, понимая, что будет гораздо легче придумать объяснения, столкнувшись с полицией позже, когда один вернусь за пластинкой, чем если меня поймают теперь.
Я подошел к девушке, накинул на нее плащ и внимательно огляделся по сторонам, не остались ли какие-нибудь женские вещи, стер все свои отпечатки, которых, возможно, и не оставлял, и хотя бы некоторые из тех, которые наверняка оставила мисс Дравек. Открыл дверь и выключил оба торшера.
Я обхватил девицу левой рукой, и мы, спотыкаясь, вышли из дома под дождь. Ввалились в ее «паккард». Мне очень не хотелось оставлять здесь свою машину, но другого выхода не было. В «паккарде» были оставлены ключи. И мы тронулись вниз с холма.
По дороге до Люцерн-авеню ничего не произошло, только Кармен перестала пускать пузыри и хихикать: она заснула и во сне захрапела. Ее голова неизменно оказывалась у меня на плече. Еще хорошо, что удалось убрать ее с колен. Ехать приходилось очень медленно, а путь был неблизкий, через весь город, на западную окраину.
Дравеки жили в большом старомодном кирпичном доме с большим обнесенным стеной участком. Серая, вымощенная разными камнями подъездная дорога проходила через железные ворота и поднималась вверх мимо цветочных клумб и газонов к огромной входной двери, по обе стороны которой были узкие окна в освинцованных рамах. В окнах горел тусклый свет, означавший, что хозяев в доме, кажется, нет.
Я откинул голову Кармен в угол машины, прикрыл лежавшие на сиденье вещи и вышел.
Дверь отворила горничная. Она сказала, что мистера Дравека нет дома и она не знает, где он. Где-нибудь в городе. У нее было длинное доброе желтоватое лицо, длинный нос, большие влажные глаза и совсем отсутствовал подбородок. Она походила на милую старую лошадь, которую пустили попастись на выгоне после долгой службы. Похоже, она должна была позаботиться о Кармен.
Я ткнул пальцем на сидящую в «паккарде» девушку и проворчал:
— Лучше положите ее в постель. Ей еще повезло, что мы не отправили ее за решетку — разъезжает по городу в таком состоянии.
Горничная грустно улыбнулась и направилась к машине.
Мне же пришлось пройти под дождем пять кварталов, прежде чем меня пустили позвонить в коридор какого-то узкого многоквартирного дома. Потом еще двадцать пять минут я ждал такси. И все это время волновался, что одну вещь я не сделал.
Я не вынул негатив из фотоаппарата Стейнера.
4
Я отпустил такси на Пеппер-драйв у дома, где была вечеринка, и пошел назад по петляющей террасе Ла Верн на вершину холма к скрытому кустарником дому Стейнера.
Здесь ничего не изменилось. Я подошел к дому через тот же проход в живой изгороди, легонько толкнул дверь и почувствовал запах сигаретного дыма.
Раньше его здесь не было. Раньше по дому витали смешанные запахи, включая едкий след бездымного пороха. Но сигаретный дым не распознавался.
Я закрыл дверь, опустился на одно колено и, затаив дыхание, прислушался. Все было тихо, только дождь барабанил по крыше. Я поводил карманным фонариком по полу. Но выстрела не последовало.
Выпрямившись, я нащупал болтающийся шнурок от торшера и включил свет.
Первое, что я заметил, — это исчезновение со стен нескольких гобеленов. Я не знал, сколько их было раньше, но пустые места бросались в глаза.
Потом я обнаружил, что тело Стейнера, лежавшее перед штуковиной, похожей на тотемный столб, с глядящим из отверстия глазом фотоаппарата, тоже исчезло. На полу, у края розового ковра, был расстелен другой ковер, покрывавший то место, где лежал убитый. Незачем было поднимать, этот ковер чтобы догадаться, зачем его туда положили.
Я закурил сигарету и, остановившись посреди тускло освещенной комнаты, задумался. Потом подошел к фотоаппарату на «тотемном столбе». Защелку я на этот раз нашел. Но негатива не было.
Я было потянулся к темно-красному телефону на низком письменном столе, но передумал.
Пересек маленькую переднюю, ведущую из гостиной, и заглянул в неубранную спальню, которая больше напоминала спальню женщины, чем мужчины. На кровати лежало длинное покрывало с оборками. Я поднял его и посветил фонариком под кроватью.
Стейнера там не оказалось. Его вообще не было в доме. Кто-то унес тело. Не мог же он, в конце концов, исчезнуть сам по себе.
И полиция тут не при чем, иначе кто-нибудь из них еще оставался бы в доме. Мы с Кармен уехали лишь полтора часа назад. К тому же не было беспорядка, который обычно оставляют фотографы и эксперты, снимающие отпечатки пальцев.
Я вернулся в гостиную, отбросил ногой лампу-вспышку за «тотемный столб», выключил свет и вышел; потом сел в насквозь промокшую машину и завел мотор.
Что ж, я не против, если кому-то на руку скрыть на время убийство Стейнера. Это давало мне возможность выяснить, что к чему, а историю с Кармен Дравек и с негативом, на котором она изображена обнаженной, пока отложить.
После десяти я вернулся в Берглунд, поставил машину на стоянку и поднялся к себе в квартиру. Принял душ, надел пижаму, приготовил горячего грогу. Несколько раз посмотрел на телефон, думая позвонить Дравеку, узнать, дома ли он, но потом решил, что все-таки лучше не трогать его до завтра.
Я набил трубку и уселся с рюмкой горячего грога изучать синюю записную книжечку Стейнера. Текст был зашифрован, но расположение записей и пометы на листах говорили о том, что передо мной список фамилий и адресов. Их было более четырехсот пятидесяти. И если из этих людей Стейнер выкачивал деньги, то, даже отбросив возможность шантажа, тут была настоящая золотая жила.
Любое имя могло быть потенциальным именем убийцы. Не позавидую я полицейским, когда этот список будет у них в руках.
Я выпил порядочно виски, ломая голову над шифром. Около полуночи лег спать, и мне приснился человек в китайской кофте, залитой спереди кровью, который гонялся за голой девицей с длинными нефритовыми серьгами, а сам я пытался сфотографировать их аппаратом, в котором не было фотопластинки.
5
Утром мне позвонил Крокус М’Джи. Я не успел одеться, но уже просмотрел утреннюю газету и ничего о Стейнере не обнаружил. Я услышал жизнерадостный голос человека, хорошо выспавшегося и не обремененного крупными долгами.
— Ну, как поживает наш мальчуган? — начал он.
Я ответил, что поживаю прекрасно, только вот никак не освоить учебник для третьего класса. Он рассмеялся немного рассеянно и снова спросил нарочито небрежно:
— А что с тем парнем, которого я прислал? Что-нибудь для него уже сделал?
— Весь день дождь лил, — ответил я, если это можно назвать ответом.
— Так-так. Кажется, он из тех, кто попадает в истории. Его машина купается в бурунах у пирса Лидо.
Я ничего не сказал. Только сжал телефонную трубку.
— Да, — весело продолжал М’Джи. — Такой отличный новенький автомобиль, весь забитый песком и залитый волнами… Кстати, чуть не забыл. Там внутри человек.
Я выдохнул очень-очень медленно. И прошептал:
— Дравек?
— Не-ет. Этот молодой. Дравеку-то я еще не говорил. Да и вообще тут болтать не надо. Хочешь, поедем и посмотрим?
Я сказал, что хочу.
— Тогда поторапливайся. Я буду в своей конуре.
Примерно через полчаса, выбритый и одетый, едва успев перекусить, я появился в окружной магистратуре. М’Джи разглядывал желтую стену, сидя за желтым письменным столиком, на котором красовалась его собственная нога и шляпа. Убрав со стола ногу и взяв шляпу, М’Джи повел меня на служебную стоянку, и мы сели в небольшой черный «седан».
За ночь дождь прекратился, наступило золотисто-голубое утро. Свежий воздух придавал бодрости, и жизнь казалась бы простой и прекрасной, если бы в голове не копошились разные мысли.
До Лидо было тридцать миль, из которых первые десять мы проделали по городу. На всю дорогу у М’Джи ушло три четверти часа. Наконец, мы затормозили на стоянке перед оштукатуренной аркой, за которой простирался длинный черный пирс. Я вылез из машины, а следом за мной М’Джи.
Перед аркой стояло несколько машин и толпились люди. Но полицейский на мотоцикле никого не пропускал. М’Джи показал ему свою бронзовую бляху, и мы пошли вдоль пирса, вдыхая сильнейший йодистый запах, который не смог заглушить даже двухдневный дождь.
— Вон она, на буксире, — сказал М’Джи.
Низкое черное буксирное судно притулилось у конца пирса. На его палубе перед рубкой лежало что-то никелированное, зеленое и большое. Вокруг стояли люди.
Мы спустились по скользким ступенькам на буксирную палубу. М’Джи поздоровался с помощником шерифа в зеленом хаки и еще одним человеком в штатском. Трое, составлявшие экипаж буксира, отошли к рубке, уселись, прислонясь к ней спиной, и смотрели на нас.
Мы взглянули на машину. Передний бампер был погнут, а с ним вместе разбита одна из фар и решетка радиатора. Краска и никелировка кое-где содрались об песок. Обивка промокла и потемнела. Если бы не все это, на машине вполне можно было ездить. Она была большая, зеленая, тонны этак на две, с темно-красной полосой и отделкой.
Мы посмотрели на переднее сиденье. Худой темноволосый парень довольно приятной наружности лежал, обняв руль и как-то неестественно повернув голову. Лицо было бледно-голубое. Из-под полузакрытых век виднелись потускневшие глаза. В рот набился песок. Сбоку на голове я заметил следы крови, которую не совсем смыло морской водой.
М’Джи медленно отошел назад, прочистил горло и принялся жевать ароматизированные запахом крокуса таблетки, из-за которых он и получил свое прозвище.
— Так что произошло? — тихо спросил он.
Помощник в форме показал на конец пирса. В грязно-белой ограде из досок размером два на четыре дюйма зиял проем, и древесина на сломе была ярко-желтой.
— Машина прошла здесь. Ударилась, надо полагать, как следует. В этом районе дождь кончился рано, около девяти, а древесина на сломе сухая. Значит, это случилось после дождя. Вот все, что нам известно, ну и еще, наверно, что если б машина не упала так глубоко, повреждения были бы гораздо серьезнее, чем, скажем, если б это случилось во время прилива. Так вот, это произошло сразу, как дождь кончился. Когда мальчишки пришли утром на рыбалку, машина торчала из воды. Чтоб ее вытащить, мы послали за буксиром. И тогда обнаружили мертвого парня.
Второй помощник начал царапать палубу носком ботинка. М’Джи скосил на меня свои маленькие лисьи глазки. Ну а я сделал отсутствующее лицо и ничего не сказал.
— Парень, видать, здорово нализался, — осторожно начал М’Джи. — Один в дождь такие кренделя выделывает. Любил, наверно, с ветерком прокатиться. Да… нализался так нализался.
— Черта с два он нализался, — сказал помощник в штатском. — Регулятор ручного подсоса наполовину выдвинут, к тому же парня ударили сбоку по голове. Если вы спросите меня, то я скажу, что это убийство.
М’Джи с уважением на него посмотрел, потом перевел взгляд на человека в форме.
— А вы как думаете?
— Самоубийство тоже не исключено. У него сломана шея. Во время падения он мог удариться головой. А рука могла сбить ручной подсос. Хотя я тоже склоняюсь к убийству.
— Обыскали его? Выяснили, кто он? Помощники шерифа посмотрели сначала на меня, потом на экипаж буксира.
— Ну ладно. Можете не трепать языком, — сказал М’Джи. — Я и без вас знаю.
Маленький человек в очках с усталым лицом и с черным чемоданчиком в руках медленно прошел по пирсу и спустился по скользким ступенькам. Выбрал на палубе более или менее чистое место и поставил свой чемоданчик. Снял шляпу, потер шею и устало улыбнулся.
— Привет, доктор. Вон там ваш пациент, — обратился к нему М’Джи. — Этой ночью нырнул с пирса. Больше пока ничего не известно.
Медицинский эксперт мрачно взглянул на труп. Потрогал голову, немного повернул ее, прощупал ребра. Поднял безжизненную руку и обследовал ногти. Потом он ее отпустил и она упала, а он отошел назад и взял свой чемоданчик.
— Прошло часов двенадцать, — констатировал он. — Шея, конечно, сломана. Вода скорее всего внутрь не попала. Заберите-ка лучше его отсюда, пока он совсем не окоченел. Остальное скажу, когда он будет у меня на столе.
Доктор кивнул присутствующим, поднялся по ступенькам и пошел назад вдоль пирса. Машина «скорой помощи» дала задний ход и стала в начале пирса у оштукатуренной арки.
Оба помощника шерифа крякнули и начали вытаскивать тело из машины; они положили его на палубу, ближе к машине, подальше от берега.
— Пошли, — позвал меня М’Джи. — На этом представление пока заканчивается.
Мы попрощались. М’Джи сказал, чтобы помощники держали язык за зубами до особого распоряжения. Мы прошли по пирсу назад, сели в свою черную машину и поехали в сторону города по белому, чисто вымытому дождем шоссе мимо гряды невысоких желто-белых песчаных холмов, поросших мхом. Чайки то кружили, то камнем падали вниз, заметив что-то в волнах прибоя. Далеко в море у линии горизонта виднелось несколько белых яхт, словно подвешенных к самому небу.
Позади уже было несколько миль, а мы все молчали. Наконец, нацелившись на меня подбородком, М’Джи спросил:
— Ну, что скажешь?
— Колись, — ответил я. — Парня этого я в глаза не видел. Кто он?
— Вот черт, а я-то думал, от тебя узнаю.
— Да уж колись, Крокус, — повторил я.
Он заворчал, пожал плечами, и мы чуть было не увязли на обочине в рыхлом песке.
— Это шофер Дравека. Карл Оуэн. Откуда я знаю? Год назад мы его посадили по статье. Увез девчонку Дравека в Юму. Дравек их догнал, вернул домой и посадил парня, как рыбку в аквариум. Но девчонка папашу разжалобила, и на следующее утро тот является к нам и просит выпустить парня. Говорит, мальчишка собирался жениться, но она за него не пойдет. И после всего этого, черт побери, парень остается у него работать и работает аж до вчерашнего дня. Что ты на это скажешь?
— Очень похоже на Дравека.
— Да, но у парня мог случиться рецидив.
У М’Джи были серебристые волосы, кругленький подбородок и пухлые губы, как будто специально созданные, чтобы лобызать младенцев. Разглядывая сбоку его лицо, я понял, что он имел в виду. Я рассмеялся.
— Так что, по-твоему, его прикончил Дравек?
— А почему нет? Мальчишка снова начал приставать к девице, Дравек двинул ему как следует, но не рассчитал сил. Мужик он здоровый и запросто может свернуть шею. Ну, а потом он испугался. Под дождем довез машину до Лидо и пустил ее по пирсу в море. Думал, она уйдет под воду. А может, вообще не думал, просто распсиховался.
— Ерунда на постном масле, — сказал я. — Если так, то ему оставалось всего, навсего пройти до дома под дождем тридцать миль.
— Ну-ну, издевайся.
— Ясное дело, убийца — Дравек, — продолжал я. — Только они играли в чехарду, и он свалился на мальчишку.
— Ладно, Дружище. Когда-нибудь я тебе тоже голову поморочу.
— Слушай, Крокус, — сказал я уже серьезно, — если парня действительно убили, — а ты, кстати, вообще не уверен, что это убийство, — то сделал это не Дравек. Дравек может убить человека, если его как следует разозлить, но он не станет возиться с телом. Не будет заметать следы.
Машина болталась из стороны в сторону, пока М’Джи обдумывал мои слова.
— Ну что ты за тип, — расстроился он. — Такая была шикарная версия — и что ты с ней сделал! За каким дьяволом я тебя позвал? Черт тебя побери! Все равно поеду к Дравеку.
— Конечно, — согласился я. — Обязательно съезди. Но Дравек не убивал мальчишку. Он слишком слабонервный, чтобы такое скрыть.
До города мы добрались к полудню. Прошлым вечером я не ужинал, если не считать виски, а утром почти не завтракал. Потому вышел на Бульваре, предоставив М’Джи ехать к Дравеку одному.
Меня заинтересовала история с Карлом Оуэном, но версия с Дравеком-убийцей не вызывала ни малейшего интереса.
Я пообедал в закусочной и мельком просмотрел утреннюю газету. Я не ожидал найти в ней сообщений о Стейнере и не нашел.
Подкрепившись, я прошел по Бульвару шесть кварталов взглянуть, что делается в стейнеровском магазинчике.
6
Фасад здания был разделен между витринами двух магазинов, во втором продавались в кредит ювелирные товары. Сам ювелир, высокий седой черноглазый еврей с бриллиантом в девять каратов на пальце, стоял в дверях. Когда я проходил мимо него к Стейнеру, его губы искривила еле заметная понимающая улыбка.
Пол от стены к стене покрывал толстый синий ковер. На нем стояли синие кожаные кресла, а рядом с ними подставки с пепельницами. На узких столах были разложены книги в тисненых кожаных переплетах. Остальной товар держали за стеклом. Обшитая панелями перегородка с единственной дверью отделяла вторую половину магазина, в этом углу за столом у лампы под абажуром сидела женщина.
Она поднялась и подошла ко мне, покачивая худыми бедрами в облегающем платье из какого-то матового черного материала. У нее были пепельные волосы и зеленоватые глаза с густо накрашенными ресницами. На мочки были прицеплены большие агатовые клипсы, зачесанные за уши локоны лежали ровной волной. Ногти были покрыты серебристым лаком.
Женщина попыталась изобразить приветливую улыбку, которая больше походила на вымученный оскал.
— Вы что-то хотели?
Я надвинул шляпу на глаза и с беспокойством спросил:
— А где Стейнер?
— Его сегодня не будет. Могу предложить вам…
— Я сам продаю, — сказал я, — он давно хотел кое-что у меня купить.
Серебристые ногти поправили за ухом волосы.
— Ах, продаете… Ну тогда, может, зайдете завтра.
— А он что, болей? Я мог бы к нему заехать, — с надеждой в голосе сказал я. — Ему было бы интересно посмотреть мой товар.
Не в бровь, а в глаз! У девицы перехватило дыхание. Но через минуту она уже овладела своим голосом.
— Вряд ли… вряд ли из этого что-нибудь выйдет. Стейнера сегодня нет в городе.
Я кивнул. Сделал расстроенное лицо, дотронулся до шляпы и повернулся, чтобы уйти, как тут из двери в перегородке высунулась голова прыщавого парня, которого я видел прошлым вечером. Заметив меня, он тут же исчез, но прежде я успел разглядеть на полу задней комнаты несколько до половины упакованных коробок.
Они были небольшие, открытые, упакованные обычным способом. С ними возился человек в совершенно новом комбинезоне. Часть товара Стейнера явно готовилась к вывозу.
Выйдя из магазина, я дошел до угла и повернул назад к переулку. За магазином стоял небольшой черный грузовик с кузовом из проволочной сетки. Надписи на нем не было. Но сквозь сетку просвечивали коробки, и пока я их разглядывал, из магазина вышел человек в комбинезоне и забросил в кузов еще одну.
Я вернулся на Бульвар. Пройдя полквартала, увидел машину с зеленым верхом, а в ней румяного парня, читающего какой-то журнал. Я показал ему деньги и предложил:
— Надо бы сесть на хвост одному типу.
Он меня оглядел, распахнул дверцу и засунул журнал за зеркальце заднего видения.
— Я на этом собаку съел, — весело отозвался он.
Мы отъехали в конец переулка и остановились у пожарного крана.
В грузовике было около двенадцати коробок, когда человек в новом комбинезоне сел в кабину и завел мотор. Он быстро проехал мимо нас и в конце переулка свернул по одной из улиц налево. Мой водитель последовал за ним. Грузовик шел на север и доехал до Гарфилда, там он свернул на восток. Он шел очень быстро, а на гарфилдской дороге было много машин и расстояние между нами увеличилось.
Я как раз говорил об этом своему водителю, когда грузовик снова свернул с гарфилдской дороги на север. Улица, по которой он теперь шел, называлась Бриттани. Когда мы добрались до нее, грузовика уже не было видно.
Румяный парень пробормотал что-то успокаивающее через стекло кабины, и мы поехали по Бриттани со скоростью четырех миль в час, высматривая за кустами исчезнувший грузовик. Но где уж мне было успокоиться.
Бриттани шла на восток еще два квартала и там соединялась с другой улицей, Рендалл-Плейс, и на их пересечении стоял белый жилой дом, выходивший фасадом на Рендалл-Плейс, а входом в гараж, который размещался в подвале под домом, на Бриттани. Мы как раз проезжали мимо этого дома, мой водитель, уверял, что грузовик не мог далеко уйти, — и в этот самый момент я заметил, что грузовик стоит в гараже.
Мы подъехали со стороны фасада, я вылез из машины и вошел в холл.
Коммутатора не было. Стол, которым давно никто не пользовался, был придвинут к стене. Над ним на позолоченных почтовых ящиках я увидел имена жильцов.
В квартире 405 жил Джозеф Марти. Джо Марти — так звали парня, который развлекался с Кармен Дравек, пока ее папочка не дал ему пять тысяч долларов, чтобы он отстал и развлекался с какой-нибудь другой красоткой. Может, это тот самый Джо Марти?
Я спустился по лестнице вниз и, пройдя через дверь с затянутым проволокой окошком, очутился в темном гараже. Человек в новом комбинезоне складывал коробки в лифт.
Я остановился рядом, закурил и посмотрел на него. Ему это не очень-то понравилось, но он промолчал. Я заговорил первым.
— Следи за весом, старина. Лифт рассчитан всего на полтонны. Тебе на какой этаж?
— К Марти, в четыреста пятую, — ответил он и, кажется, пожалел, что проговорился.
— Прекрасно, — сказал я. — Тут чтива надолго хватит. Я поднялся по лестнице обратно в холл, вышел из дома и снова сел в машину с зеленым верхом.
Мы поехали назад в центр города, к зданию, где расположен мой офис. Я заплатил водителю больше чем надо, а он вручил мне грязную визитную карточку, которую я выбросил в плевательницу у лифтов.
Под дверью офиса томился Дравек.
7
После дождя погода установилась ясная и теплая, но Дравек был все в том же замшевом плаще с поясом. Плащ был расстегнут, так же как пиджак и жилет. Галстук болтался где-то за ухом. Лицо Дравека напоминало известково-серую маску с черной щетиной на подбородке.
Словом, выглядел он ужасно.
Я открыл ключом дверь, похлопал его по плечу, подтолкнул в кабинет и усадил в кресло. Он тяжело дышал, но ничего не говорил. Я достал из стола бутылку хлебной водки и налил две стопки. Он опрокинул обе без слов. Потом откинулся в кресле, со стоном заморгал глазами и вытащил из внутреннего кармана квадратный белый конверт. Положил его на стол и прикрыл большой волосатой рукой.
— Скверно вышло с Карлом, — сказал я. — Утром я был там вместе с М’Джи.
Он посмотрел на меня непонимающим взглядом. Потом сказал:
— Да. Карл был хороший парень. Я тебе о нем почти не рассказывал.
Я смотрел на прикрытый рукой конверт и ждал. Дравек тоже посмотрел на него.
— Я должен тебе это показать, — пробормотал он. И медленно подвинул мне через стол конверт. Он снял с него руку так, словно открывал мне все, ради чего ему стоило жить. Глаза его повлажнели, и две слезы скатились по небритым щекам.
Я поднял квадратный конверт и взглянул на надпись. Там стояла фамилия и адрес Дравека. Писали чернильной ручкой аккуратным почерком. Судя по марке, письмо было послано экспресс-почтой. Я открыл конверт и увидел внутри глянцевую фотографию.
Кармен Дравек сидела в тиковом кресле Стейнера с нефритовыми серьгами в ушах. Глаза смотрели совершенно безумно, еще безумнее, чем когда я ее увидел. На обороте надписи не было, и я положил фотографию на стол изображением вниз.
— Расскажи, что случилось, — осторожно попросил я. Дравек вытер рукавом слезы, положил руки на стол и уставился на свои грязные ногти. Пальцы его дрожали.
— Позвонил какой-то парень, — сказал он убитым голосом. — Десять кусков за негатив и фотографии. Я должен заплатить сегодня вечером — или они все отдадут в какую-нибудь скандальную газетенку.
— Чушь собачья, — сказал я. — Газета может использовать фотографию только как иллюстрацию к рассказу. А что они могут рассказать?
Дравек медленно, словно через силу, поднял глаза.
— Я не все тебе сказал. Тот парень говорит, что фотография связана с каким-то темным делом. Лучше побыстрее выложить денежки, иначе моя девочка окажется за решеткой.
— А что это за дело? — спросил я, набивая трубку. — Что говорит Кармен?
Он покачал своей большой лохматой головой.
— Я ее не спрашивал. Никак не могу решиться. Бедная моя девочка. Совсем раздетая… Просто никак не могу решиться… А ты, видно, еще ничего со Стейнером не сделал?
— Не пришлось, — ответил я. — Меня опередили. Дравек уставился на меня, открыв рот. Я понял, что ему ничего не известно о вчерашнем вечере.
— Кармен вчера вечером куда-нибудь выходила? — как бы между прочим спросил я.
Дравек все сидел с открытым ртом, припоминая подробности прошедшего дня.
— Нет, она заболела. Она лежала в постели, когда я пришел. И никуда не выходила… А что это ты такое сказал… про Стейнера?
Я взял бутылку и палил нам обоим по стопке. Закурил трубку.
— Стейнер мертв, — ответил я. — Кому-то надоели его штучки, и его продырявили насквозь. Вчера вечером, когда шел дождь.
— Ну да! — удивился Дравек. — И ты там был? Я покачал головой.
— Я нет. Но там была Кармен. Это и есть то темное дело, о котором тебе говорили. Стреляла, конечно, не она.
Дравек покраснел от злости. И сжал кулаки. Он стал хрипло дышать, и сбоку на шее явственно проступила пульсирующая жилка.
— Врешь ты все! Она заболела. И никуда не выходила. Она лежала в постели, когда я пришел!
— И ты это рассказываешь мне, — сказал я. — Да ничего подобного! Я сам привез Кармен домой. Горничная все видела, просто она пытается соблюсти приличия. Кармен была у Стейнера, а я следил за домом с улицы. Вдруг раздался выстрел, и кто-то бросился бежать. Кто — я не видел. А Кармен вообще ничего не видела, потому что была совсем пьяная. Поэтому она и заболела.
Дравек попытался сосредоточить свой взгляд на моем лице, но его глаза оставались туманными и пустыми, как будто погасла освещавшая их мысль. Он вцепился в подлокотники кресла, и костяшки пальцев побелели от напряжения.
— Она мне не сказала, — прошептал он. — Она мне не сказала. Мне, который для нее готов на все, — его безжизненный голос утратил всякое выражение; это была крайняя степень отчаяния.
Он отодвинулся от стола.
— Пойду возьму деньги, — сказал он. — Эти десять кусков. Может, парень будет молчать.
И тут он не выдержал. Большая косматая голова упала на стол, и он весь затрясся в рыданиях. Я встал, обошел стол и похлопал его по плечу. Сказать мне было нечего. Наконец, он поднял залитое слезами лицо и схватил меня за руку.
— Черт возьми, ты хороший парень, — всхлипывая, проговорил он.
— Ты же обо мне ничего толком не знаешь.
Я снял руку с его плеча, сунул ему в лапу стопку водки и помог донести ее до рта, а потом опустить. Забрал пустую стопку и поставил назад на стол. Потом снова сел.
— Возьми себя в руки, — жестко сказал я. — Полиции о Стейнере еще ничего не известно. Я привез Кармен домой и лишнего не болтал. Хотел дать вам с Кармен передышку. Так что теперь я тоже повязан в этом деле. Придется и тебе взять кое-что на себя.
Он медленно, с трудом опустил голову.
— Да, я сделаю, что ты скажешь… все, что ты скажешь.
— Возьми деньги, — продолжал я, — и когда тебе позвонят, будь наготове. У меня есть кое-какие идеи, так что, может, тебе и не придется их отдавать. Но на выдумки уже времени не осталось… Возьми деньги, сиди смирно и держи язык за зубами. Остальное предоставь мне. Договорились?
— Да, — сказал он. — Черт возьми, ты хороший парень.
— Кармен ничего не говори, — сказал я. — Чем меньше она помнит про тот пьяный вечер, тем лучше. Фотография, — я дотронулся до перевернутого снимка, — показывает, что кого-то очень интересовал Стейнер. И мне нужно найти этого человека как можно быстрее, даже если тебе придется выложить десять кусков.
Дравек медленно поднялся.
— Это ничего. Это всего лишь деньги. Пойду возьму их. А потом домой. Ты делай как знаешь. Я буду тебя слушаться.
Он снова схватил мою руку, потряс ее и медленно вышел из кабинета. Я слышал, как, тяжело ступая, он тащится по холлу.
Я быстро опрокинул рюмку-другую, и напряжение сошло с лица.
8
Мой «крайслер» медленно ехал по террасе Ла Верн к дому Стейнера.
При дневном свете мне был хорошо виден крутой склон холма и деревянная лестница, по которой скрылся убийца. Улица внизу была такая узкая, что ее можно было скорее назвать переулком. В этом переулке на некотором расстоянии от дома Стейнера стояли два домика. Вряд ли их жильцы обратили внимание на выстрелы, если вспомнить, как шумел дождь.
Освещенный солнцем дом Стейнера являл собой мирную картину. Некрашеная кровельная дранка еще не просохла от дождя. По другую сторону улицы на деревьях появились свежие листочки. Машин вокруг не было.
За квадратом густой живой изгороди, скрывавшей вход в дом, мне почудилось какое-то движение.
Кармен Дравек к клетчатом бело-зеленом пальто и без шляпы показалась в проходе и, увидев меня, остановилась как вкопанная, дико вытаращив глаза, — наверное, она не слышала шума машины. Она сразу же юркнула назад в кусты. А я проехал мимо и остановился у следующего пустого дома.
Я вылез из машины и пошел назад. Идти так по дороге среди бела дня, когда тебя видно со всех сторон, — дело рискованное.
Я свернул за живую изгородь, там передо мной у полуоткрытой двери, выпрямившись во весь рост, молча стояла девушка. Одну руку она медленно поднесла ко рту и укусила свой большой палец — какой-то он был смешной, как будто лишний. Под ее испуганными глазами пролегли глубокие темно-лиловые тени.
Не говоря ни слова, я толкнул ее в дом и захлопнул дверь. Мы стояли и смотрели друг на друга. Она медленно опустила руку и попыталась улыбнуться. Потом с ее лица исчезло осмысленное выражение, оно стало тупым, как дно картонной коробки.
Я постарался придать своему голосу нежность:
— Не волнуйся. Я твой друг. Садись-ка за стол, вон на тот стул. Я знакомый твоего отца. Только не нервничай.
Она подошла к столу и села на черный стул с желтой подушкой.
При свете дня комната казалась запущенной и пыльной. В воздухе все еще стоял запах эфира.
Кончиком побелевшего языка Кармен облизала уголки губ. В темных глазах теперь застыл не страх, а тупое, бессмысленное выражение. Разминая пальцами сигарету, я отодвинул несколько книг и присел на край письменного стола. Закурил, медленно затянулся и спросил:
— Что ты здесь делаешь?
Она молчала и теребила пальто. Я попробовал еще раз:
— Что ты помнишь о вчерашнем вечере? Теперь она заговорила:
— А что мне помнить? Вчера вечером я была больна и лежала дома.
У нее был неуверенный гортанный голос, и я едва мог расслышать слова.
— А до этого, — продолжал настаивать я, — до того, как я привез тебя домой? Когда ты была здесь.
Медленно к се шее и лицу стала приливать кровь, глаза широко раскрылись.
— Вы… Так это вы? — она вздохнула и снова принялась за свой дурацкий палец.
— Да, я. Что ты еще помнишь?
— Вы из полиции? — спросила она.
— Нет. Я же сказал, я друг твоего отца.
— Так вы не из полиции?
— Нет.
Наконец до нее дошло. Она выдохнула с облегчением.
— Что… что вы хотите?
— Кто его убил?
Ее плечи дернулись под клетчатым пальто, но выражение лица почти не изменилось. Постепенно глаза стали осмысленнее.
— Кто… кто еще знает?
— О Стейнере? Понятия не имею. Полиция — вряд ли, иначе они сейчас были бы здесь. Может, Марти?
Я ткнул пальцем в небо, но у нее вдруг вырвался пронзительный крик.
— Марти!
Мы оба с минуту молчали. Я курил сигарету, она сосала палец.
— Только не хитри, — сказал я. — Стейнера убил Марти? Она приоткрыла рот.
— Да.
— Зачем он это сделал?
— Я… Я не знаю, — голос был совершенно бесцветный.
— Ты последнее время с ним встречалась? Она сжала кулаки.
— Пару раз.
— Знаешь, где он живет?
— Да! — бросила она, словно плюнула.
— Что ты злишься? Я думал, тебе нравится Марти.
— Я его ненавижу! — почти закричала она.
— Выходит, он тебе нравится только в качестве подозреваемого, — сказал я.
Она никак не отреагировала. Пришлось объяснить.
— По-моему, ты бы не прочь заявить полиции, что Стейнера убил Марти.
В ее глазах мелькнул ужас.
— Если я похороню историю с фотографией, — миролюбиво добавил я.
Она хихикнула.
Мне стало противно. Если бы она закричала, побледнела или грохнулась в обморок, это было бы вполне естественно. А она всего лишь хихикнула.
Девица начала меня раздражать. Тошнило от одного ее вида. Она продолжала хихикать, словно по комнате забегали крысы. Звуки становились все истеричнее. Я встал, подошел к ней и ударил по лицу.
— Точно как вчера вечером, — сказал я. Хихиканье сразу же прекратилось, в ход опять пошел палец. Как и в тот раз, ее не волновали мои пощечины. Я опять присел на край стола.
— Ты пришла сюда за негативом — хочешь сделать парадный портрет, — сказал я.
Она приоткрыла рот и снова закрыла.
— Но ты опоздала. Я его сам вчера искал. Негатив исчез еще тогда. Может, его взял Марти. Ты это серьезно про Марти?
Кармен с силой замотала головой. Медленно поднялась со стула. Глаза у нее стали узкие и темные, как вишня, и пустые, как устричная раковина.
— Ну, я пошла, — сказала она, словно мы встретились за чашкой чая.
Она подошла к двери и уже протянула руку, чтобы ее открыть, как с холма к дому Стейнера подъехала машина.
Кармен обернулась и с ужасом посмотрела на меня.
Кто-то небрежно толкнул дверь, и мы оказались лицом к лицу с неизвестным мужчиной.
9
У него было скуластое лицо с резко очерченным носом, коричневый костюм и черная фетровая шляпа. Манжет левого рукава был подогнут и приколот к краю пиджака большой английской булавкой.
Мужчина снял шляпу, прикрыл дверь плечом и с милой улыбкой взглянул на Кармен. Коротко остриженные волосы прикрывали костлявый череп. Костюм сидел прекрасно, и на бандита вошедший не походил.
— Я Гай Слейд, — представился он. — Извините за внезапное вторжение. Почему-то звонок не работает. А Стейнер дома?
Но он и не пытался звонить. Кармен тупо посмотрела на него, потом на меня, потом опять на него. Облизнула губы, но ничего не ответила.
— Стейнера дома нет, мистер Слейд. Мы сами не знаем, где он.
Он кивнул и коснулся полями шляпы длинного подбородка.
— Вы его друзья?
— Да так, заскочили за книгой, — осклабился я в ответ на его улыбку. — Дверь была полуоткрыта. Мы постучались и вошли. Как и вы.
— Понятно, — задумчиво произнес он. — Очень просто. Я молчал. Кармен тоже. Она не сводила глаз с пустого рукава.
— Вы сказали, за книгой? — переспросил Слейд. Его интонация говорила о многом. Судя по всему, он был в курсе стейнеровских делишек.
Я направился к двери.
— Но вы-то не стучали, — заметил я. Слегка смутившись, он улыбнулся.
— Вы правы. Мне следовало постучать. Извините.
— Пожалуй, нам пора, — небрежно бросил я и взял Кармен под руку.
— Стейнеру что-нибудь передать… если он вернется? — вкрадчиво поинтересовался Слейд.
— Не беспокойтесь.
— Очень жаль, — с каким-то особым выражением произнес он.
Я отпустил Кармен и медленно шагнул в сторону. Слейд все еще держал в руке шляпу и не шевелился. Его глубоко посаженные глаза поблескивали в улыбке.
Я открыл дверь.
И тогда Слейд сказал:
— Девушка может идти. А с вами мне бы хотелось поговорить.
Я взглянул на него, всем своим видом выражая полное непонимание.
— Книжечки покупаете, да? — добродушно спросил Слейд.
Вдруг стоявшая рядом со мной Кармен рванулась и выскочила из дома. Я услышал, как она побежала вниз с холма. Я не видел, где стояла ее машина, — наверняка, где-нибудь поблизости.
— Какого черта… — начал я.
— Ну хватит, — холодно прервал меня Слейд. — Здесь что-то не так. И я сейчас выясню что.
Он принялся расхаживать по комнате как у себя дома — совсем как у себя дома. Хмурился, почти не обращая на меня внимания. Это навело меня на размышления. Я мельком посмотрел в окно, но кроме верха его машины ничего не разглядел.
Слейд увидел на столе пузатую бутыль и две тонких лиловых рюмки. Понюхал одну из них. Презрительная улыбка искривила его тонкие губы.
— Гнусный тип, — констатировал он без всякого выражения.
Он посмотрел на лежавшие на столе книги, дотронулся до одной или двух, обошел стол и оказался перед «тотемным столбом». Внимательно рассмотрел эту штуковину. Потом глаза его скользнули на пол, на тонкий ковер, покрывавший то место, где лежало тело Стейнера. Слейд поддел ковер ногой и, глядя вниз, напряженно замер.
Или он прекрасно разыграл эту сцену, или у него, действительно, был нюх, который бы очень пригодился в моей работе, — я окончательно не решил, но крепко над этим задумался.
Слейд медленно опустился на колено. И его наполовину скрыл письменный стол.
Я вынул из-за пазухи пистолет и, спрятав руки за спину, прислонился к стене.
Раздался короткий резкий оклик, и Слейд вскочил на ноги. Его рука взметнулась вверх. В ней, как у настоящего профессионала, тут же оказался длинный черный «люгер». Я не двигался. Слейд держал пистолет длинными бледными пальцами, направив его куда-то мимо меня.
— Кровь, — тихо сказал он мрачным голосом; его глубоко посаженные глаза потемнели и стали жестче. — Под ковром на полу кровь. Много крови.
Я ухмыльнулся.
— Я видел. Это старая кровь. Она уже высохла.
Он повернулся, сел на стоявший у письменного стола черный стул и, пододвинув к себе телефон, обхватил его рукой с пистолетом. Нахмурившись, он, посмотрел сначала на телефон, потом на меня.
— По-моему, имеет смысл вызвать полицию, — сказал он.
— Я не против.
Его черные блестящие, как агат, глаза были узкие и жесткие. Мой ответ ему не понравился. Весь его лоск сошел, и передо мной остался хорошо одетый, крепкий парень с пистолетом. Причем вполне способный пустить этот пистолет в ход.
— Да кто вы, черт возьми, такой? — прорычал он.
— Частный детектив. Как зовут — неважно. Девушка — моя клиентка. Жертва грязного шантажа Стейнера. Мы пришли с ним поговорить, но его не оказалось дома.
— Вот так запросто и вошли?
— Конечно. А что? Думаете, мы пристрелили Стейнера, мистер Слейд?
Он слегка улыбнулся своими тонкими губами, но ничего не сказал.
— Или, может, Стейнер кого-то пристрелил и убежал? — предположил я.
— Стейнер никого не убивал, — сказал Слейд. — Кишка тонка.
— Но здесь, по-моему, никого больше нет. Может, Стейнер готовил на обед цыпленка, а цыплят он обычно режет в гостиной.
— Не понимаю. Не понимаю, что вы за фрукт. Я снова усмехнулся.
— Что ж, вызывайте своих ребят из города. Только, боюсь, вам не понравится, что они вам на это скажут.
Он обдумал мое предложение, не пошевелив ни единым мускулом. Закусил губы.
— Почему бы и нет, — наконец, осторожно сказал он.
— А я ведь вас знаю, мистер Слейд, — сказал я. — Вы содержите клуб «Аладдин» в Пэлисайде. Проще говоря, игорный дом. Мягкий свет, вечерние туалеты плюс ужин «а ля фуршет». Вы достаточно близко знакомы со Стейнером, чтобы войти к нему без стука. Время от времени Стейнер со своими грязными делишками нуждался в определенном покровительстве. И вы вполне могли его оказывать.
Пальцы Слейда сжали рукоятку, потом расслабились. Он положил руку с пистолетом на стол. Его губы побелели и искривились.
— Кто-то шлепнул Стейнера, — тихо сказал он. Голос и выражение его лица, казалось, принадлежали двум разным людям. — Сегодня он не был в магазине. Не отвечал на звонки. Я пришел выяснить, в чем дело.
— Рад слышать, что не вы его убили, — сказал я. Пистолет снова поднялся в воздух и нацелился мне в грудь.
— Опустите пушку, Слейд, — сказал я. — Стрелять рано — вам еще не все известно. Ошибаетесь, если думаете, что я пуленепробиваемый. Опустите, говорят вам. Могу вам кое-что рассказать, если вы еще этого не знаете. Сегодня кто-то вывез из магазина стейнеровские книги — те, на которых он делал свой настоящий бизнес.
Второй раз Слейд положил пистолет на стол. Откинулся на спинку стула и заставил себя принять дружелюбный вид.
— Я весь внимание, — сказал он.
— Я тоже думаю, что Стейнера шлепнули, — продолжал я. — Я думаю, что там, на полу, его кровь. Вывоз книг из магазина связан с исчезновением тела. Кто-то берет дела Стейнера в свои руки и не хочет, чтобы тело обнаружили прежде, чем этот неизвестный все устроит. Кем бы он ни был, ему следовало бы смыть кровь. А он этого не сделал.
Слейд слушал молча. Верхушки его бровей образовали острые углы на фоне белого незагорелого лба. Я продолжал:
— Убить Стейнера, чтобы перехватить его игру, — дурацкая затея, и я совсем не уверен, что моя версия правильна. Но я абсолютно уверен, что тот, кто забрал книги, много знает и что блондинка в магазине до смерти чего-то боится.
— Что-нибудь еще? — ровным голосом спросил Слейд.
— Не все сразу. Есть еще одна скандальная история, в которой я хочу разобраться. Если мне это удастся, то, может, и вам расскажу. Тогда сможете вмешаться.
— Лучше я вмешаюсь сейчас, — произнес Слейд.
Он растянул губы, прижав их к зубам, и пронзительно свистнул.
Я вздрогнул. Снаружи открылась дверца машины. Послышались шаги.
Я вынул из-за спины револьвер. Лицо Слейда передернулось, он попытался схватить лежавший перед ним пистолет и направить его на меня.
— Не трогать, — сказал я.
Он вскочил и замер, напряженно склонившись вперед и положив руку на пистолет, но не взяв его. Я проскользнул мимо Слейда в коридор и повернулся, когда в комнату вошли двое.
У одного были короткие рыжие волосы, бледное морщинистое лицо и бегающие глаза. Другой наверняка был боксером, парень довольно приятной наружности, если бы не приплюснутый нос и толстое, как бифштекс, ухо.
Оружия у пришедших я не заметил. Глядя на нас, они остановились.
Я стоял позади Слейда в дверях. Слейд, перегнувшись через стол, не шевелился.
Боксер широко открыл рот, оскалив белые острые зубы. У рыжего вид был неуверенный и испуганный.
Слейд не растерялся. Тихим голосом спокойно и очень отчетливо он произнес:
— Этот подонок убил Стейнера. Возьмите его, ребята. Рыжий прикусил губу и сунул правую руку за пазуху. Но пистолет достать не успел. Я был наготове и прострелил ему правое плечо, хоть мне и не хотелось этого делать. В закрытой комнате выстрел прозвучал очень громко. Казалось, он прогрохотал на весь город. Рыжий упал и, извиваясь, забился на полу, как будто его ранили в живот.
Боксер не двигался. Наверное, он понял, что тоже не успеет. Тогда Слейд схватил свой «люгер» и попытался развернуться ко мне. Я шагнул вперед и ударил его по затылку. Он рухнул на стол, а нуля пробила книги на полке.
Он уже не слышал, как я сказал:
— Не в моих правилах бить сзади человека без руки, Слейд. И изображать перед вами супермена мне тоже ни к чему. Но другого выхода у меня не было.
Боксер усмехнулся и сказал:
— Порядок, старик. Что дальше?
— Я хочу выбраться отсюда, желательно без стрельбы. Могу поискать поблизости полицейского. Мне все равно.
Он спокойно обдумал мои слова. Рыжий стонал на полу. Слейд не шевелился.
Боксер поднял руки вверх и сцепил их сзади на шее.
— Меня не колышет, что здесь у вас произошло, — невозмутимо сказал он. — И мне глубоко плевать, куда ты пойдешь и что будешь делать. Я не дурак подставлять свою башку под пули. Вали!
— Молодец. Ты лучше соображаешь, чем твой шеф.
Я обошел стол и приблизился к открытой двери. Боксер поворачивался так, чтобы все время держаться ко мне лицом, и рук не опускал. При этом с его губ не сходила кривоватая и почти добродушная улыбка.
Я выскочил из дома, быстро нырнул в проход в живой изгороди и помчался вверх по холму, не исключая возможности получить пулю в спину. Однако никто не выстрелил.
Прыгнув в «крайслер», я погнал машину на другую сторону холма, подальше от этого места.
10
Был шестой час, когда я остановился напротив жилого дома на Рендалл-Плейс. В некоторых окнах уже горел свет, по разным программам вразнобой тараторило радио. Я поднялся в лифте на четвертый этаж. Квартира 405 находилась в конце длинного холла, обитого зеленой материей и панелями под слоновую кость. По холлу от открытых дверей до запасного выхода гулял сквозняк.
У двери квартиры 405 торчала маленькая кнопка звонка из слоновой кости. Я нажал.
Прошло довольно много времени, прежде чем дверь приоткрылась. Ее открыл худой длинноногий мужчина с темно-карими глазами на очень смуглом лице. У него были жесткие, как проволока, волосы, и смуглый лоб казался еще выше из-за залысин. Карие глаза бесстрастно меня разглядывали.
— Стейнер? — сказал я.
Его лицо нисколько не изменилось. Откуда-то из-за двери он достал сигарету и медленно сунул ее между темных напряженных губ. До меня долетела струйка дыма, а затем послышался спокойный, неторопливый голос, произнесший без всякого выражения:
— Что вы сказали?
— Стейнер. Гарольд Гарвик Стейнер. Который продает книги.
Человек кивнул. Он неторопливо обдумывал мои слова. Наконец, глядя на тлеющую сигарету, сказал:
— Кажется, я его знаю. Но он здесь не бывает. Вы от кого?
Я улыбнулся. Ему это не понравилось.
— Вы Марти? — спросил я.
Черты его смуглого лица стали жестче.
— И что дальше? Хотите что-нибудь загнать или так, от нечего делать пришли?
Я незаметно выдвинул вперед левую ногу — теперь ему не удастся захлопнуть дверь.
— У вас книги, — сказал я. — А у меня список клиентов, из которых можно выкачать денежки. Не обсудить ли нам это дело?
Марти не сводил глаз с моего лица. Он снова отвел левую руку за обшитую панелями дверь, и по движению плеча я заметил, что он делает кому-то знаки. Позади него из комнаты донесся слабый, почти совсем неслышный шум. Об карниз звякнуло кольцо на занавеске.
И только тогда Марти распахнул дверь.
— Почему не обсудить? Если у вас действительно что-то есть. — спокойно сказал он.
Я прошел мимо него в квартиру. Комната была светлая, просторная, с хорошей мебелью. Застекленная дверь в дальней стене выходила на каменный балкон, с которого были видны лиловеющие в сумерках предгорья. Дверь эта была закрыта. Другая дверь в той же стене, но ближе ко мне, была скрыта портьерами на медном карнизе под перемычкой.
Я сел на кушетку у стены, где не было дверей. Марти закрыл квартиру, подошел к стоящему сбоку ото меня высокому дубовому письменному столу, усеянному гвоздями. На опускной доске стола стоял кедровый ящик для сигар с позолоченными петлями. Не сводя с меня глаз, Марти поднял его и перенес на низкий столик у кресла, в которое сел сам.
Я положил шляпу с собой, расстегнул верхнюю пуговицу пиджака и улыбнулся Марти.
— Итак… я вас слушаю, — сказал он.
Он погасил окурок и, подняв крышку ящика, достал две толстые сигары.
— Сигару? — предложил он как бы между прочим и положил одну из них на стол.
Я потянулся за ней, совершив тем самым ужасную глупость. Марти бросил другую сигару в ящик и в ту же секунду вынул оттуда пистолет.
Я с уважением его оглядел. Это был черный полицейский кольт тридцать восьмого калибра. В тот момент мне нечего было ему противопоставить.
— Встань-ка на минутку, — сказал Марти. — Два шага вперед. Заодно можешь пару раз глубоко вдохнуть, — добавил он нарочито небрежно.
Внутри у меня все кипело, но я усмехнулся и сказал:
— За сегодняшний день я встречаю второго человека, который думает, что если у него есть пистолет, то он держит в руках весь мир. Убери свой кольт и давай потолкуем.
Марти нахмурил брови и слегка выдвинул вперед подбородок. В его карих глазах промелькнуло беспокойство. Мы посмотрели друг на друга. Я старался не замечать острый носок черной туфли, торчащей из-за портьеры, которая закрывала дверной проем слева от меня.
На Марти был темно-синий костюм, синяя рубашка и черный галстук. В сочетании с такими мрачными тонами его смуглое лицо казалось совсем темным. Он заговорил мягким голосом, растягивая слова:
— Пойми меня правильно. Со мной всегда можно договориться, но осторожность не помешает. Я первый раз тебя вижу. Черт тебя знает, может, ты пришел меня убить?
— Осторожности тебе как раз и не хватает, — сказал я. — С книгами Стейнера ты грубо сработал.
Он глубоко вздохнул и бесшумно выдохнул. Откинулся в кресле, скрестил ноги и положил кольт на колено.
— Учти, если у меня не будет другого выхода, придется стрелять. Так что ты мне хотел предложить?
— Скажи своей подружке в остроносых туфлях — пусть выйдет из-за портьеры, — сказал я. — По-моему, она устала прятаться.
Не поворачивая головы, Марти крикнул:
— Выходи, Агнес.
Портьеры раздвинулись, и в комнате появилась зеленоглазая блондинка из магазинчика Стейнера. Не скажу, что я так уж удивился. Она с досадой на меня посмотрела.
— Так я и знала, что от тебя добра не жди, — зло сказала она, глядя на меня. — Говорила я Джо, что надо быть осторожным.
— Хватит, — огрызнулся Марти. — Джо и так осторожен — дальше некуда. Включи лучше свет, чтобы я случаем не промахнулся.
Блондинка зажгла большой торшер с квадратным красным абажуром. И села в большое велюровое кресло под ним. Напряженная болезненная улыбка не сходила с се губ. Страх довел девицу до полного изнеможения.
Я вспомнил, что у меня в руках сигарета, и сунул ее в рот. Пока я доставал спички и прикуривал, Марти держал меня на прицеле.
Закурив, я сказал сквозь дым:
— Тот список, о котором я говорил, зашифрован. Я еще не разобрал фамилий, но их там около пятисот, у тебя двенадцать ящиков, положим, в них около трехсот книг. Примерно столько же осталось у клиентов. Ну пусть будет пятьсот книг всего — это по самым скромным подсчетам. Если у меня полный список клиентов и ты сможешь пропустить по нему все пятьсот книг, то доход может составить четверть миллиона. Даже если средняя плата невысока, ну скажем, доллар. Доллар — это ведь совсем немного. Но на круг получается приличная сумма, по нынешним-то временам. За такие деньги можно и на тот свет отправить.
— Ты сумасшедший, если думаешь, что… — визгливо крикнула блондинка.
— Заткнись! — рявкнул Марти.
Она замолчала и откинула голову на спинку кресла. Ее лицо исказилось от напряжения.
— Но с этими проходимцами ничего не выгорит, — продолжал я. — Ты уж мне поверь. Лично я думаю, что шантаж не удастся. Я бы спустил все это дело на тормозах.
Темно-карие глаза холодно смотрели мне в лицо.
— Забавный ты тип, — протянул Марти ровным голосом. — Кто же, интересно, собрался заняться таким шантажом?
— Ты, — сказал я. — Почти. Ответа не последовало.
— Для этого ты и убил Стейнера, — сказал я. — Вчера вечером, когда шел дождь. В такую погоду хорошо стрелять. К сожалению, он оказался не один. То ли ты этого не заметил, то ли испугался. И убежал. Но потом заставил себя вернуться и спрятать труп, чтобы забрать книги, прежде чем убийство обнаружат.
Блондинка издала сдавленный стон и, отвернувшись, уставилась в стену. Она впилась в ладони серебристыми ногтями и изо всех сил закусила губы.
Марти и глазом не моргнул. Он не двигался, не двигался и кольт у него в руке. Смуглое лицо стало твердым, как вырезанное из дерева.
— Не нарывайся, приятель, — наконец тихо сказал он. — Тебе чертовски повезло, что это не я убил Стейнера.
Я усмехнулся не очень-то весело.
— Но тебя все равно могут обвинить.
— А у тебя что, есть доказательства? — еле слышно прохрипел Марти.
— Именно.
— Это откуда же?
— Я знаю человека, который даст показания. И тут Марти не выдержал:
— Эта проклятая маленькая… Она скажет… это… Чтоб ей провалиться!
Я ничего не ответил. Дал ему время поразмыслить. Постепенно его лицо разгладилось, и он положил кольт на стол, держа рядом руку.
— Ты не похож на мошенника, уж я-то их знаю, — медленно сказал он; его глаза напряженно поблескивали из-под темных суженных век. — И полиции рядом не видно. Тебе-то самому что с этого надо?
Я затянулся и посмотрел на лежащую рядом с кольтом руку.
— Мне надо негатив из фотоаппарата Стейнера. И все сделанные с него снимки. Сию же минуту. Мне известно, что все это у тебя, иначе ты бы не знал, кто там был вчера ночью.
Марти слегка повернул голову и посмотрел на Агнес. Она так и сидела, отвернувшись к стене и вонзив ногти в ладони. Марти опять взглянул на меня.
— Ты глубоко ошибаешься, приятель, — сказал он. Я покачал головой.
— Нет. А вот тебя, Марти, могут запросто подставить. И очень легко обвинят в убийстве. Это как дважды два. Если девушка даст показания, фотографии уже не будут иметь значения. Но пока она не хочет давать показания.
— Ты частный сыщик? — спросил он.
— Да.
— Как ты меня нашел?
— Я занимался Стейнером. А Стейнер занимался Дравеком. У Дравека денег куры не клюют. Тебе ведь тоже перепало. Я проследил, как книги из магазина перевозили сюда. Ну а после того, что рассказала девушка, все стало на свои места.
— Она говорит, что я убил Стейнера? Я кивнул:
— Но она может и ошибаться.
— Она меня ненавидит, — вздохнул он. — Я ее прогнал. Мне за это заплатили, но я бы все равно ее прогнал. Не люблю я таких девиц с вывертами.
— Давай фотографии, Марти, — сказал я. Он медленно поднялся, посмотрел на кольт и положил его в карман пиджака. Рука потянулась к внутреннему карману.
И тут вдруг позвонили в дверь и продолжали звонить не переставая.
11
Марти это не понравилось. Он прикусил нижнюю губу и нахмурился. Лицо стало злым. Звонок все звонил.
Блондинка вскочила. От нервного напряжения она казалась старой и некрасивой.
Не спуская с меня глаз, Марти рывком выдернул ящик высокого письменного стола и вынул оттуда маленький автоматический пистолет с белой ручкой. Про-тянул его блондинке. Она приблизилась и осторожно его взяла: ей явно не хотелось держать его в руках.
— Садись рядом с сыщиком, — хрипло скомандовал Марти. — Нацель на него пистолет. Если начнет дурить, пальни в него пару раз.
Блондинка опустилась на кушетку примерно в трех футах от меня, подальше от двери. Пистолет был нацелен мне на ногу. Мне совсем не нравилось затравленное выражение ее зеленых глаз.
Звонок смолк, и кто-то быстро и нетерпеливо начал барабанить в дверь. Марти пересек комнату и открыл дверь. Но перед этим он опустил правую руку в карман пиджака, а дверь быстро распахнул левой.
Назад в комнату его впихнула Кармен Дравек, ткнув прямо в его смуглое лицо дуло небольшого револьвера.
Марти пятился плавно, легкими шагами. Рот был открыт, на лице застыл панический ужас. Он хорошо знал Кармен.
Кармен захлопнула дверь и двигалась вперед, держа перед собой револьвер. Она смотрела только на Марти и никого, кроме него, не видела. Судя по выражению лица, она накачалась наркотиками.
Блондинка дернулась всем телом, подняла пистолет с белой ручкой вверх и нацелила его на Кармен. Я рванулся вперед и быстро сжал ее руку, большим пальцем поставив пистолет на предохранитель и не выпуская его. Последовала недолгая возня, на которую ни Марти, ни Кармен не обратили внимания. В конце концов пистолет оказался у меня.
Тяжело дыша, блондинка смотрела на Кармен Дравек. Та заговорила, не сводя с Марти своих безумных глаз:
— Дай сюда фотографии.
Марти сглотнул и попытался улыбнуться.
— Конечно, крошка, конечно, — проговорил он тихим бесцветным голосом; со мной он говорил по-другому.
Кармен выглядела почти такой же безумной, как в кресле у Стейнера. Только на этот раз она не потеряла контроль над голосом и телом.
— Ты убил Хэла Стейнера.
— Погоди минутку, Кармен, — крикнул я.
Она не обернулась. Блондинка очухалась и, наклонив голову, бросилась на меня, словно собираясь меня боднуть, но вместо этого впилась зубами в мою правую руку — в ней я держал автоматический пистолет.
Я опять заорал. И опять никто не отреагировал.
— Послушай, крошка, — заговорил Марти, — я не… Блондинка разжала зубы и плюнула в меня моей же кровью. Укусила меня за ногу. Я слегка ударил ее по голове стволом пистолета и попытался встать. Она скатилась на пол и обхватила меня за ноги. Я снова грохнулся на кушетку. Безумный страх придавал ей силы.
Левой рукой Марти попробовал выхватить у Кармен пистолет, но промахнулся. Маленький револьвер издал низкий, тяжелый, глуховатый звук. Пуля просвистела рядом с Марти и разбила стекло в одной из открывавшихся наружу дверей балкона.
Марти снова замер. Все его мышцы напряглись.
— Пригнись и сбей ее с ног, идиот! — крикнул я.
Я снова стукнул блондинку по голове, на этот раз уже не церемонясь, и она скатилась с моих ног. Освободившись, я отскочил в сторону.
Марти и Кармен все еще стояли друг против друга, как изваяния.
Что-то очень большое и тяжелое ударило в дверь со стороны холла, и дверь треснула по диагонали сверху донизу.
Марти пришел в себя. Выхватил из кармана кольт и отпрыгнул назад. Я выстрелил ему в правое плечо, но промахнулся, боясь серьезно его ранить. Тяжелый предмет снова с грохотом обрушился на дверь, сотрясая весь дом.
Я отшвырнул автоматический пистолет и достал из кобуры свой, и в этот момент в комнату вместе с выломанной дверью ввалился Дравек.
Он блуждал по сторонам диким взглядом и, пьяный, не мог сдержать свою ярость. Огромные руки молотили воздух. Налитые кровью глаза горели, на губах выступила пена.
Он шарахнул меня по голове, даже не взглянув в мою сторону. Я ударился о стену между кушеткой и выломанной дверью. Чтобы прийти в чувство, я затряс головой, и в это время Марти начал стрелять.
Что-то приподняло пиджак Дравека со спины как будто пуля прошла навылет. Он споткнулся, но тут же выпрямился и, как буйвол, ринулся вперед.
Я прицелился и пальнул в Марти. Попал. Марти дернулся, но кольт у него в руке продолжал с грохотом вздрагивать. Дравек оказался уже между нами, сметя с пути Кармен, как сухую былинку, и уже ничем нельзя было помочь.
Пули Марти не могли его остановить. Ничто не могло. Он бы и мертвый добрался до своего обидчика.
Дравек схватил Марти за горло, а тот швырнул ему в лицо разряженный пистолет. Пистолет отскочил, как резиновый мяч. Марти пронзительно завопил. Дравек сдавил ему горло и поднял над полом.
Долю секунды смуглые руки Марти пытались схватить запястья этого огромного человека. Но вдруг что-то хрустнуло, и руки Марти повисли, как плети. Снова раздался хруст, уже не такой громкий. И прежде чем Дравек отпустил сдавленное горло, я увидел, что лицо Марти стало лилово-черным. Совершенно непроизвольно я вспомнил, что люди со сломанной шеей могут перед смертью проглотить собственный язык.
Марти свалился в угол, а Дравек стал от него пятиться. Он пятился, как человек, потерявший равновесие и не способный найти под ногами точку опоры. Он сделал четыре неверных шага. Потом его тело наклонилось назад, и он упал навзничь, широко раскинув руки.
Изо рта хлынула кровь. Глаза смотрели вверх, напряженно вглядываясь куда-то сквозь туман.
Кармен Дравек опустилась рядом и завыла, как испуганное животное.
Из холла послышался шум. Но у открытой двери никто не показывался. Легко было нарваться на случайную пулю.
Я быстро подошел к Марти и залез к нему во внутренний карман. Извлек оттуда толстый квадратный конверт, в котором лежало что-то твердое и негнущееся. Выпрямился, огляделся.
В вечерних сумерках послышался далекий вой сирены, и, казалось, он нарастал. Какой-то бледный человек осторожно заглянул в комнату. Я опустился рядом с Дравеком на колени.
Он хотел что-то сказать, но я ничего не разобрал. Постепенно его взгляд стал терять осмысленность, в глазах появилось отрешенное, безразличное выражение, как у человека, который смотрит куда-то вдаль, через широкую равнину.
— Он был пьяный, — сказала Кармен каменным голосом. — Заставил меня сказать, куда я иду. Я не видела, что он пошел за мной.
— Еще бы, — безучастно ответил я.
Я поднялся и распечатал конверт. В нем лежало несколько снимков и стеклянный негатив. Я бросил фотопластинку на иол и раздавил каблуком. Разорвал фотографии, и обрывки, как лепестки, разлетелись у меня из рук.
— Теперь тебя, девонька, будут много фотографировать, — сказал я. — Но эта фотография не достанется никому.
— Я не видела, что он пошел за мной, — повторила она и сунула палец в рот.
Громкий рев сирены был слышен уже у самого дома. Потом превратился в пронзительное гудение и к тому моменту, как я кончил рвать фотографии, совсем стих.
Застыв посреди комнаты, я никак не мог понять, зачем я так старался. Теперь фотографии уже не имели значения.
12
Облокотившись на край большого стола орехового дерева в кабинете инспектора Айшема и небрежно зажав двумя пальцами зажженную сигарету, Гай Слейд говорил, не глядя на меня:
— Спасибо за науку, сыщик. Люблю иногда встречаться с ребятами в полицейском управлении.
И его глаза сощурились в неприятной улыбке.
Я сидел за длинным столом наискосок от Айшема. Инспектор был долговязый, седой и носил очки. Ни внешностью, ни поведением, ни манерой говорить он не походил на полицейского. Крокус М’Джи и следователь-ирландец с веселыми глазами по имени Гриннелл занимали два кресла с круглыми спинками у наполовину застекленной перегородки, отделявшей кабинет от приемной.
— Мне сразу показалось, что вы слишком быстро обнаружили кровь, — сказал я Слейду. — Я был неправ. Примите мои извинения, мистер Слейд.
— Да уж. Остается считать, что ничего не произошло, — он поднялся, взял со стола тросточку из ротанга и перчатку. — Больше я вам не нужен, инспектор?
— Сегодня вечером нет, Слейд, — голос Айшема был сдержанный, холодный и язвительный.
Слейд повесил тросточку на запястье и открыл дверь. Прежде чем уйти, он улыбнулся присутствующим. Последнее, на чем задержался его взгляд, был, видимо, мой затылок, но я предпочел не оглядываться.
— Надеюсь, мне не нужно вам объяснять, как полиция смотрит на сокрытие убийства, — сказал Айшем.
Я вздохнул.
— Выстрелы, — сказал я. — Мертвый человек на полу. Голая девица под кайфом в кресле, которая к тому же не соображает, что произошло. Убийца, которого мне — да и вам тоже — не удалось задержать на месте преступления. А за всем этим несчастный старый громила, который из кожи вон лезет, чтобы найти выход из безвыходной ситуации. Давайте добивайте меня. Не жалко.
Айшем отмахнулся.
— Кто же все-таки убил Стейнера?
— Блондинка вам скажет.
— Я хочу, чтобы сказали вы. Я пожал плечами.
— Если вас интересуют мои предположения, то это Карл Оуэн, шофер Дравека.
Айшем не особенно удивился. Крокус М’Джи громко хмыкнул.
— Почему вы так думаете? — спросил Айшем.
— Сначала я думал, что убийца — Марти, отчасти из-за того, что его назвала девица. Но это все пустая болтовня. Она ничего не знала и просто ухватилась за возможность его потопить. Такие, как она, нелегко расстаются со своими идеями. Но Марти не вел себя как убийца. Он слишком хладнокровен и не мог убежать с места преступления, Я даже не успел постучать в дверь, как убийца удирал во все лопатки.
Конечно, Слейда я тоже подозревал. Но и Слейд не был похож на убийцу. Таскает с собой двух вооруженных бандюг, они бы там наделали много шума. И потом Слейд искренне удивился, когда обнаружил на полу кровь. Он был связан со Стейнером и следил за всеми его делами, но не убивал его — для этого у Слейда не было причин, а если бы и были, то Слейд не стал бы убивать в присутствии свидетельницы. А вот Карл Оуэн другое дело. Когда-то он любил девчонку, а, может, так и не перестал. У него были все возможности за ней следить, он знал, куда она ходит и что делает. Оуэн устроил засаду у дома Стейнера, пробрался внутрь через черный ход, увидел, что она позирует в чем мать родила, и совсем свихнулся. Стейнер свое получил. Только тогда Оуэн по-настоящему сдрейфил и попросту удрал.
— Удрал к пирсу Лидо и свалился в воду, — сухо продолжил Айшем. — Неужели вы забыли, что у мальчишки на голове след от удара?
— Не забыл, — сказал я. — А еще не забыл, что каким-то образом Марти узнал, что было на фотопластинке, он знал достаточно, чтобы войти к Стейнеру, забрать негатив и спрятать тело в гараже — и тем самым развязать себе руки.
— Приведите Агнес Лорел, Гриннелл, — распорядился Айшем.
Гриннелл поднялся из кресла, прошел по кабинету и исчез за дверью.
— Ну ты даешь, старик! — воскликнул Крокус М’Джи. Я не смотрел на него. Одной рукой Айшем пощипывал кожу на кадыке, а на другой разглядывал ногти.
Гриннелл вернулся с блондинкой. Ее волосы были в беспорядке рассыпаны по воротнику. Она сняла агатовые клипсы, и выглядела теперь не испуганной, а просто усталой. Она медленно опустилась в кресло у края стола, где раньше сидел Слейд, и положила перед собой руки с серебристыми ногтями.
— Итак, мисс Лорел, — спокойно сказал Айшем, — теперь мы хотим выслушать вас.
Девушка посмотрела на свои сложенные руки и без колебания заговорила тихим, ровным голосом.
— Я знаю Джо Марти около трех месяцев. Думаю, он познакомился со мной, потому что я работала у Стейнера. Хотя сначала мне казалось, что я ему нравлюсь. Я рассказала ему о Стейнере все, что знала. Ему тоже было кое-что известно. До этого он жил на деньги, которые ему дал отец Кармен, но они кончались. Джо снова оказался на мели и готовился к новым аферам. Он решил войти к Стейнеру в долю и начал следить, нет ли у того каких-нибудь связей в подпольном бизнесе.
Вчера вечером он сидел в машине на улице за домом Стейнера. Услышал выстрелы, увидел, как по лестнице сбежал парень, прыгнул в машину и на бешеной скорости куда-то помчался. Джо решил его догнать. На полпути к причалу они поравнялись, и Джо загнал парня на обочину. Тот выскочил с пистолетом, он вообще был весь на взводе, и Джо дал ему по голове. Пока парень валялся без сознания, Джо его обыскал и выяснил, кто он такой. И когда парень очухался, Джо прикинулся полицейским. Тот сломался и все рассказал. Пока Джо соображал, что делать дальше, парень окончательно пришел в себя, выпихнул его из машины и снова схватился за руль. Он мчался как сумасшедший, и Джо не стал его догонять. Вернулся к дому Стейнера. Остальное вы, наверно, знаете. Когда Джо проявил негатив и увидел, кто там, он поскорее связался с Дравеком, чтобы успеть уехать из города до того, как полиция обнаружит тело Стейнера. Мы собирались взять кое-какие книги и открыть в другом городе свой магазин.
Агнес Лорел замолчала. Постукивая пальцами по столу, Айшем спросил:
— Вам все это рассказал Марти?
— Да.
— Уверены, что он не убивал этого Карла Оуэна?
— Меня там не было. Но глядя на него, я бы не сказала, что он кого-то убил.
Айшем кивнул.
— Пока достаточно, мисс Лорел. Надо будет изложить все это письменно. Естественно, придется вас задержать.
Девушка поднялась. Гриннелл повел ее из кабинета. Уходя, она ни на кого не взглянула.
— Марти не мог знать, что Карл Оуэн мертв, — сказал Айшем. — Но он был уверен, что Оуэн постарается скрыться. Пока бы мы до него добрались, Марти успел бы получить от Дравека деньги и уехать. По-моему, рассказ этой девушки похож на правду.
Все молчали. Тогда Айшем обратился ко мне:
— Вы допустили одну серьезную ошибку. Не надо было упоминать при Кармен имя Марти, пока вы не были уверены, что он у вас в руках. Из-за этого совершенно бессмысленно погибли два человека.
— Ага, — сказал я. — Не пойти ли мне все переиграть?
— Не злитесь.
— Я не злюсь. Дравек был моим клиентом, и я пытался спасти его от небольшого инфаркта. Откуда я мог знать, что девица с такими вывертами или что сам Дравек вдруг свихнется. Мне были нужны фотографии. Такая шваль, как Стейнер или Джо Марти со своей подружкой, меня не интересовали. Они и сейчас меня не интересуют.
— Ладно. Ладно, — нетерпеливо перебил Айшем. — Сегодня вы больше не понадобитесь. Но вас как следует потаскают во время следствия.
Мы оба встали. Он протянул мне руку.
— Но вам это принесет гораздо больше пользы, чем вреда, — сухо добавил он.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел. М’Джи появился следом. Мы молча спустились в лифте. Выйдя на улицу, М’Джи свернул направо к моему «крайслеру» и залез внутрь.
— В твоей конуре есть выпить?
— Хоть залейся.
— Тогда давай поехали, промочим горло.
Я завел машину, и мы поехали на запад по Первой улице через длинный гулкий туннель. Когда мы из него выбрались, М’Джи сказал:
— Если я следующий раз пошлю к тебе клиента, надеюсь, ты не будешь болтать о нем в полиции, старик.
Мы ехали в Берглоунд по тихому вечернему городу. Я чувствовал себя старым, усталым и никому не нужным.
Перевод Н. Ермаковой